​Средневековые археологические культуры Прибайкалья и Забайкалья VI - XIV вв.

Окруженное горной тайгой и протянувшееся с юго-запада на северо-восток на 600 км глубочайшее озеро планеты не разделяло население, обитавшее вокруг него, не препятствовало культурному взаимовлиянию и этническому общению.

В эпоху средневековья вокруг Байкала шел интенсивный процесс взаимодействия различных этнических групп тунгусского, тюркского, монгольского и, возможно, самодийского происхождения, завершившийся установлением демографического и культурно-политического преобладания монголоязычных племен, из которых к началу нового времени сформировался бурятский народ.

Это обстоятельство дает нам право специально рассмотреть этнокультурные процессы в указанных территориальных и хронологических рамках.

Изучение археологических материалов в связи с этнокультурными процессами представляется уместным начать с общего сопоставительного обзора древних культур, выявленных к настоящему времени на интересующей нас территории.

Степень ее археологической изученности и современные представления об исторических процессах эпохи средневековья позволяют выделить здесь три культурные зоны:

• Прибайкалье,
• Западное Забайкалье,
• Восточное Забайкалье.

Своеобразие их не только в содержании памятников материальной культуры, но и в расхождении хронологической шкалы развития культур. Поэтому для осуществления культурно-исторической корреляции необходимо как можно полнее представить археологическую панораму в каждой зоне, а затем свести материал в общую культурно-хронологическую схему.

Что касается культурно-исторической и этнической интерпретации, то этот, следующий уровень исследования требует специального подхода, хотя основные моменты все же будут здесь затронуты, в частности дано новое толкование памятников одной из ниже рассматриваемых зон.

Прибайкалье

В литературе хорошо известна курумчинская культура VI—X вв. Границы ее распространения определяют примерно так: долина Ангары до Балаганска, верховья Лены до Жигалова, долина Баргузина, низовья Селенги, долина Иркута (1). Основным районом ее распространения при этом все же считается Приангарье, Приольхонье и Верхоленье, где сосредоточено большинство археологических памятников, относящихся к данной культуре (2).

Байкал, природа Бурятии

Среди них преобладают поселения, городища, петроглифы, оросительные канавы. Могильники — большая редкость, они встречаются только в Приольхонье. Культуру характеризуют: жилища земляночного и наземного типа, металлургия, плавильные печи, ремесленное производство, земледелие, ирригация, скотоводство с акцентом на коневодство, охота, военное дело, богатый набор хозяйственного инвентаря и оружия, наскальные рисунки енисейского стиля, руническое письмо енисейского варианта.

Одно лишь перечисление элементов культуры характеризует вполне оседлый комплексный земледельческо-скотоводческий тип хозяйства курумчинцев.

Датировку культуры VI—X вв. и этническую принадлежность определяют путем сопоставления вещей и наскальных рисунков с соответствующими памятниками енисейских и алтайских тюрков и на основе сведений раннетюркских надгробных эпитафий и китайских исторических хроник.

Согласно последним данным, наиболее вероятными носителями курумчинской культуры являются племена «уч-курыкан», упоминаемые в орхонских надписях, им соответствует этноним «гулигань» в китайских летописях. Таково ставшее уже классическим представление о курумчинской культуре, хотя специально она не исследовалась еще никем.

Вместе с тем внимание специалистов давно привлекает многообразие погребальных комплексов этой культуры. Ранее были известны оригинальные по устройству так называемые шатровые могилы на Ольхоне и приольхонском побережье Байкала. Считалось, что под небольшими конусообразными плиточными шатрами — остатки трупосожжений, совершенных неподалеку. В последнее двадцатилетие там же, в Приольхонье, стали находить и раскапывать погребения, совершенные по обряду трупоположения, содержащие курумчинскую керамику и другой инвентарь.

И. В. Асеев на основе своих исследований дает следующую классификацию могил:

1. шатровые с трупосожжением или трупоположением,
2. плоские с трупосожжением или трупоположением,
3. четырехугольные оградки с трупосожжением,
4. скальные с трупоположением (4).

Значительное разнообразие выявлено во внутримогильных сооружениях (каменный ящик, деревянный гроб, колода, береста, древесная кора, просто яма и т. д.) и в трупоположениях (на спине, на боку скорченно, головой в разных направлениях).

Все многообразие типов и вариантов захоронений датируется И. В. Асеевым в диапазоне от III в. до н. э. до X в. н. э.

Самыми ранними он считает три могилы шатрового типа с трупоположением на боку скорченно, но по-разному ориентированные (двое в яме головой на юг и восток, один в каменном ящике головой на север). Датируя их по некоторым хуннским аналогиям (бронзовая ажурная пластина — пряжка со змеями и костяной наконечник стрелы с раздвоенным насадом), И. В. Асеев предположил пришлый характер этого населения. Погребение под плоской кладкой в яме, в колоде, в вытянутом положении на спине автор считает возможным датировать II - III вв. Остальные датируются им традиционно — VI - X вв. и признаются собственно курумчинскими (курыканскими).

Надо заметить, что если все эти единичные погребения и возможно датировать хуннским и послехуннским периодами, то выделить их типологически из числа прочих курумчинских могил трудно. Все это вызывает некоторые сомнения как в предложенной И. В. Асеевым хронологии, так и в типологии всех раскопанных им могил.

Потому, быть может, иначе подошел к систематизации материала из Приольхонья М. А. Зайцев, разделивший ритуальные и погребальные комплексы курумчинской культуры на: 1) шатровые сооружения, 2) ритуально-погребальные памятники, 3) погребальные памятники (4). Шатровые сооружения он классифицирует не как погребения обрядом трупосожжения, а как ритуальные «захоронения» материнского последа. Под ритуально-погребальными памятниками он подразумевает взаимосвязанные комплексы, включающие как погребения, так и сопутствующие им ритуальные сооружения с плоскими кладками сверху. А выделенные им погребальные памятники не отличаются от таковых из предыдущей группы погребально-ритуальных комплексов. Что касается хронологии и культурной принадлежности памятников, то М. А. Зайцев неожиданно предложил довольно узкий диапазон датировки всех памятников — IX - XI вв., в рамках которого различает собственно курумчинскую культуру IX - X вв. и курумчинскую с раннемонгольским влиянием — X - XI вв.

К сожалению, и этот автор нисколько не прояснил вопрос о погребальном комплексе курумчинской культуры: его классификация не приводит в систему все варианты устройства могил и обрядов захоронений, а предложенная «узкая» датировка вряд ли удовлетворит исследователей. Неприемлем и выдвинутый им тезис о пришлом характере курумчинской культуры, невольно вытекающий из поздней ее датировки и большого хронологического отрыва от плиточных могил Прибайкалья.

Байкал, природа Бурятии

Между тем в рамках средневековья курумчинская культура, безусловно, автохтонна, предстает перед нами как сложившаяся; пришлость ее, вернее, одного из ее компонентов надо отнести к эпохе древности, когда в Прибайкалье проникли сначала племена — носители культуры плиточных могил Забайкалья, затем — по-видимому, хунны. Если о плиточных могилах на западной стороне Байкала пишется в литературе вполне определенно, то о могилах с хуннскими чертами обрядности и инвентаря, вероятно, теперь уже можно говорить по данным И. В. Асеева, хотя этот вопрос требует дальнейшей основательной проработки. Во всяком случае, в его расширенной хронологии материалов — от III в. до н. э. по X в. н. э., если подтвердятся ранние ее ступени. содержится намек на необходимость поиска генезиса курумчинской культуры, ее пришлых и местных компонентов, из которых уже здесь постепенно сформировалась данная культура (7).

Что касается основных черт культуры курыкан — курумчинцев, то А. П. Окладников убедительно показал сходство курумчинских поселенческих комплексов (хозяйство, бытовые черты, керамика) с материалами ладейских стоянок и городищ Красноярского края, принадлежащих западным соседям курыкан, а также отметил енисейские черты стиля петроглифов и орхоноенисейский вариант курыканского рунического письма (5).

В связи с проблемой происхождения курумчинской культуры И. В. Константинов обратил внимание на связь курумчинского обряда трупосожжения с таковым у енисейских кыргызов (хакасов), который идет у них еще от гяньгуней тагаро-таштыкского времени и является господствующим погребальным обрядом древних хакасов на протяжении всего средневековья вплоть до XIII в.(6). Вероятно, не случайно такой обряд практиковался курумчинцами западного побережья Байкала и сохранился даже у их наследников — якутов и части западных бурят.

Но погребальный обряд трупосожжения у курумчинцев, если он действительно бытовал (существование его подвергается сомнению — М. А. Зайцев вслед за В. В. Свининым шатровые плиточные сооружения интерпретирует как ритуальные захоронения материнского последа), почему-то зафиксирован пока только в Приольхонье. Недавние исследования в том же районе, как уже нами отмечалось, не прояснили — скорее усложнили вопрос о погребальном комплексе курумчинской культуры, а значит — и проблемы всей культуры в целом.

Более определенными оказались результаты исследований, касающиеся послекурумчинского и переходного от курумчинского к раннемонгольскому времени.

После продолжительного перерыва со времени открытия Б. Э. Петри Тункинского могильника XII - XIV вв. и А. П. Окладниковым Сэгэнутского могильника XI - XII вв., признанных как памятники ранних или первых монгольских племен в Прибайкалье (7), И. В. Асеевым, В. В. Свининым и М. А. Зайцевым выявлены новые погребальные памятники с раннемонгольскими чертами обрядности и культуры. О таковых, рассмотренных в работе М. А. Зайцева, мы уже упоминали (могильники Харанса I и II на о. Ольхон). У И. В. Асеева раннемонгольские памятники выделены за рамки курумчинской культуры. Это Ангинский погребальный комплекс, состоящий из трех групп могил, датируемых в целом X - XIV вв.(8)

По внешнему и внутреннему устройству эти могилы тоже многовариантны: с плоскими кладками подпрямоугольных и округлых форм, курганными набросками, кольцевыми кладками снаружи, в дощатых, колодовых и берестяных «домовинах», заключенных часто в каменные ящики. Преобладает трупоположение на спине, с вытянутыми ногами, головой на восток, северовосток и юго-восток. Характерным для большинства могил элементом является наличие костей барана, как правило берцовой кости задней ноги, в качестве следов ритуальных вложений в могилу.

Примерно такой погребальный комплекс, в котором особо выделяется ритуальное вложение в могилу бараньей ноги, исследователи уже давно связывают с монголоязычными племенами Забайкалья, откуда, якобы, они и пришли в Прибайкалье.

Впервые на такую связь обратил внимание А. П. Окладников в упомянутом Сэгэнутском могильнике в верховьях р. Лены (9), указав на ближайшую к нему аналогию в могильнике у с. Зарубино на р. Селенге, раскопанном Г. Ф. Дебецем и датированном XI - XII вв. В эту же связь он поставил Тункинский могильник XII - XIV вв. (по раскопкам Б. Э. Петри).

Река Ангара, Иркутская область

Позже на р. Ангаре у д. Усть-Талькин вблизи Балаганска был раскопан еще один крупный могильник, охарактеризованный Е. Ф. Седякиной как принадлежавший монголоязычному населению XII - XIV вв., «возможно сыгравшему роль в образовании бурятской народности», а по А. П. Окладникову — бурятам XVI в. (10)

Датировка этих двух могильников может быть и уточнена, но вряд ли существенно — за рамки первой половины II тыс. она не выйдет. Погребальная обрядность и вещевой комплекс этих могильников, особенно Усть-Талькинского, казалось бы, ярко характеризуют так называемый монгольский погребальный комплекс. Но вместе с тем именно в Усть-Талькинском и в меньшей степени в Сэгэнутском могильниках обнаружены захоронения лошадей со снаряжением для верховой езды, что считается характерным для тюрков, но не для монголов. В УстьТалькине конские захоронения были единичные, парные и совместно с человеком, в Сэгэнуте единственное захоронение коня — в 4 м от могилы человека.

По поводу захоронений лошадей и человека с лошадью в Прибайкалье первой половины II тыс. сложились следующие мнения. И. В. Константинов полагает, что поскольку этот обряд характерен для тюрков Алтая (где его истоки уходят в тагарскую эпоху) и в V - X вв. распространился оттуда в Туву, Монголию, Казахстан, на Тянь-Шань и на Енисей, то его появление в Прибайкалье в XI - XIV вв. связано с проникновением туда новых тюркских (кроме и после курыкан, у которых такой обряд не зафиксирован) племен из группы теле с Алтая, возможно, через Енисей (11).

По мнению А. И. Гоголева, распространение обряда погребения с конем можно связать с широким расселением кыпчаков с XI в., у которых этот обряд складывался на Алтае и в Верхнем Приобье на базе «скифо-хуннского» (пазырыкского и хуннского) наследия на протяжении почти всего периода формирования их культуры. На этом основании автор предлагает сложную панораму этнокультурных процессов в Прибайкалье начала II тыс., где смешивались кыпчакские, кыргызские, курыканские и некоторые другие этнические компоненты предков западных бурят, якутов и тувинцев (12).

Предположения якутских исследователей, конечно же, справедливы: они внимательно проанализировали западные связи Прибайкалья. Но теперь пора обратиться к восточным или, вернее, юго-восточным контактам Прибайкалья, с которыми связывают монголизацию этой территории. Навстречу монголоязычным пришельцам мы и перенесемся в Забайкалье и попытаемся выяснить, как они появились там.

Западное Забайкалье

В Западном Забайкалье могилы с признаками монгольского погребального обряда впервые были обнаружены Ю. Д. Талько-Грынцевичем на юге Бурятской АССР по рекам Чикой и Джиде (13), затем Г. Ф. Дебецем дано и этнокультурное определение раскопанных им пяти погребений, предложена датировка их началом II тыс. н. э., высказано предположение об их принадлежности «первым номадам — монголам, которые сменили живших до этого в крае тюрок» (14).

Природа Бурятии

Вслед за Г. Ф. Дебецем Г. П. Сосновский обнаружил целый ряд аналогичных захоронений около д. Саянтуй, в местностях Ильмовая падь, Еныскей, Кумын, Тапхар, Сотниково. Эти захоронения и могилы между Сахюртой и Алтачеем, в Сухом ключе и Улентуе (из раскопок Талько-Грынцевича), в Зарубино (по Дебецу), в Тунке (по Петри), в Нюках (по Окладникову) Сосновский объединил в одну группу под названием могил саянтуйской стадии и датировал их XIII - XIV вв.

Основную часть этой группы, по мнению автора, составляли могилы воинов-кочевников, раскопанные им около д. Саянтуй (на р. Селенге южнее г. Улан-Удэ), чье название и было присвоено всей группе памятников (15).

Для саянтуйской группы (стадии) средневековых могил Западного Забайкалья характерна плоская надмогильная каменная кладка округлой, овальной или подквадратной формы размерами от 2,5 X 1,5 до 5 x 4 м. По характеристике Г. П. Сосновского захоронения производились в яме глубиной от 0,3 до 2 м в деревянной колоде, берестяном гробу или прямо в грунте, иногда погребаемых просто накрывали берестой. Тела обычно укладывали на спину, ориентировали на север, северо-восток или восток, изредка — на запад.

В погребениях обнаружены: вооружение (берестяной колчан со стрелами с железным и костяным наконечниками, лук с роговыми накладками, наконечник копья, железный нож), конское снаряжение (стремена, удила, остатки седла), остатки одежды и украшения (ткань, пояс, пряжки с серебряными украшениями, бусы, подвески, пуговицы, серьги, зеркала), утварь (берестяные туеса, деревянные чашки, изредка глиняные горшки), пища (зерна проса и кости животных).

Именно этот погребальный комплекс, достаточно подробно охарактеризованный в неопубликованных материалах Г. П. Сосновского, и стал восприниматься исследователями как типично монгольский, хотя и с поправкой его датировки с XI на XIII - XIV вв. (16).

Г. П. Сосновский выделял и так называемую хойцегорскую группу могил VII - X вв., куда отнес раскопанные Ю. Д. Талько-Грынцевичем могилы на горе Хойцегор (у р. Хилок), в Узком месте (вблизи Усть-Кяхты) и в местности Капчеранка, вблизи г. Кяхты (17).

Характерными чертами этой группы Сосновский считал наличие над могилами небольшой насыпи из камней. Захоронения выявлены в ямах глубиной около 50 см, головой чаще на восток. Инвентарь представлен железными наконечниками стрел (плоские, узкие и других форм), роговыми накладками лука, фрагментами кожаных ремней с бронзовыми бляшками и подвесками различных форм с узорами.

На основе обнаруженных в этих могилах фрагментов керамики, позволяющих усмотреть сходство с посудой типа «кыргызских ваз», Г. П. Сосновский датировал погребения тюркским временем и приписывал их уйгурам (18). Датировка и этническая дефиниция хойцегорской и саянтуйской групп (или типов) памятников, сделанные Г. П. Сосновским, весьма приблизительны.

Посмотрим, как эта культурно-хронологическая классификация уточнялась впоследствии. Е. А. Хамзина, приняв и подкрепив некоторыми своими соображениями датировку Сосновским хойцегорской группы (на юге Бурятии), отнесла к ней еще две группы могил на Тапхаре III и Тапхаре V (Центральная Бурятия) и Баянгольский могильник (на севере Бурятии). Но произведенное ею объединение всех трех могильников в рамках хойцегорского типа было неудачным: могилы здесь по конструкциям и обрядам явно разные, хотя хронологически, видимо, совместимы, правда в широких рамках — VII - X вв.

Л. Р. Кызласов в целом согласился с выделением этой типологической группы как хойцегорской культуры и включил в нее с уточнением общей датировки (IX - X вв.) еще один погребальный комплекс из четырех могильников, открытых Л. Г. Ивашиной в районе Еравнинских озер на северо-востоке Бурятии - Бухусун, Харга I и II, Алтан (19).

Таким образом, к хойцегорской культуре благодаря Е. А. Хамзиной и Л. Р. Кызласову стали относить четыре типологически разнородные группы погребальных комплексов, так как еравнинская группа могильников отличается от вышеупомянутых трех — южной, центральной и северной. Выделение в таком виде хойцегорской культуры нам представляется несостоятельным, ее нельзя назвать и взаимосвязанной группой памятников. Название «хойцегорский» может быть оставлено только за хронологическим периодом, в рамках которого на территории Западного Забайкалья проживали, видимо, различные группы населения, соответствовавшие четырем группам памятников: южной, северной, восточной и центральной. Какова датировка хойцегорского периода (этапа) развития и какова характеристика этих локальных археологических комплексов?

Еравнинский комплекс памятников впервые публикуется в данном сборнике (см. статью Л. Р. Кызласова и Л. Г. Ивашиной). Баянгольский могильник в долине р. Баргузин и Тапхарский могильник вблизи г. Улан-Удэ описаны в книге Е. А. Хамзиной (20).

Вот что говорится о Баянгольском могильнике: «Он и по инвентарю ближе к могилам южной группы, но погребальный обряд его не имеет никакого сходства с ними, да и вообще отличается от известного нам погребального обряда на территории Западного Забайкалья. Баянгольский обряд погребения ближе к алтайскому древнетюркскому обряду» (21).

Что касается могильников Тапхар III и Тапхар V, объединенных Е. А. Хамзиной в одну группу, то первый из них состоит всего из двух могил и двух ритуальных кладок, а второй представляет собой более многочисленный комплекс только ритуальных сооружений в виде круглых усеченных пирамид, напоминающих в целом погребально-ритуальные комплексы Ольхона (по М. А. Зайцеву) и сопоставимых с подобными ритуальными насыпями VIII - X вв. в Туве (по А. Д. Грачу). Но главную роль в датировке и этнической привязке тапхарских ритуальных насыпей играют найденные в них сосуды баночных форм, подобные сосудам курумчинской культуры. Указанные черты позволили Е. А. Хамзиной связать погребально-ритуальный комплекс Тапхар III и Тапхар V с населением, родственным курыканам (22).

И наконец, с южной, собственно хойцегорской (по Г. П. Сосновскому) группой памятников в настоящее время происходит следующая метаморфоза. В результате наших новых раскопок на горе Хойцегор среди и вблизи старых раскопок Ю. Д. Талько-Грынцевича в двух вскрытых могилах выявлено вложение в могилу, в изголовье покойника, бараньей ноги, как и во многих других могилах этого типа саянтуйской группы памятников.

После этих находок Н. В. Именохоев обнаружил в описаниях хойцегорских могил Ю. Д. Талько-Грынцевича все ту же берцовую кость барана. Эта меленькая деталь ранее проходила мимо внимания исследователей, они замечали прежде всего бронзовые фигурные и узорчатые поясные бляшки и подвески тюркского стиля и фрагменты керамики типа «кыргызских ваз», что и послужило основанием для выделения хойцегорских могил в особую группу, отличную от саянтуйской.

Теперь же, в результате новых раскопок хойцегорских могил и предварительного пересмотра материалов Ю. Д. Талько-Грынцевича, у нас есть основания предполагать однокультурность двух выделенных Г. П. Сосновским групп могил — хойцегорской и саянтуйской, но при сохранении их хронологических различий. В этом убеждают результаты осуществленных нами раскопок ряда средневековых могильников — в Кибалино, Дэрестуйском Култуке, Подчерной и Енхоре (23), где хронологический диапазон погребений раскладывается по предварительным соображениям на значительный период — по крайней мере от VIII - IX до XIII - XIV вв. При всем этом устойчивым цементирующим все варианты и способы захоронения элементом является установление бараньей ноги в качестве какого-то ритуального символа, смысл которого попытался раскрыть С. В. Данилов (24).

Природа Бурятии

Все вышеизложенное позволяет заключить, что на юге Бурятии мы имеем наиболее многочисленный комплекс погребальных памятников, ранее относимый к двум этнокультурным группам: хойцегорской (уйгурской) и саянтуйской (монгольской).

Мы считаем правильным оставить за этими названиями лишь хронологический смысл: хойцегорский этап (VII - X вв.) и саянтуйский этап (XI - XIV вв.).

Можно предположить, что этот однородный погребальный комплекс в целом отражает эволюцию одной и той же культуры. Она имеет свое продолжение на прилегающей территории современной МНР, но границы ее там не определены.

На ранней стадии она имела как бы тюркизированный по своему инвентарю облик, который можно связать с токуз-огузами рунических надписей или хойху-уйгурами китайских летописей. На поздней стадии, в эпоху господства монголов, она приобрела те черты, которые характеризуют саянтуйский погребальный комплекс, т. е. изменения произошли несущественные.

В рассмотренном археологическом материале мы видим, таким образом, уйгурский и монгольский этапы развития этой культуры, которую по конечному, так сказать, результату можно назвать монгольской, точнее — раннемонгольской*. А начальные этапы или предпосылки ее формирования должны уходить в эпоху тюркских и жужанского каганатов — словом, в темное в археологическом отношении послехуннское время.

Аналогичные погребальные памятники Прибайкалья (см. выше) и Восточного Забайкалья (об этом далее) связаны в своих истоках, по всей вероятности, с западно-забайкальскими и северомонгольскими памятниками. Кроме этой основной культуры на территории Западного Забайкалья мы имеем пока еще малоизученные и потому узколокализованные погребальные комплексы — баянгольский (вторая половина I тыс.), тапхарский (тот же период), еравнинский (IX - X вв.) — все тюркского культурного облика.

Более ранних археологических памятников в Западном Забайкалье, вплоть до хуннских, мы не знаем. В этом заключается своеобразие культурно-хронологической шкалы средневековья этой зоны.

Восточное Забайкалье

Восточное Забайкалье в настоящее время обеспечено археологическими материалами полнее, чем Западное Забайкалье и Прибайкалье. В 50-х гг. там выявлена А. П. Окладниковым бурхотуйская культура (25). Сначала это были могильники по Онону, в междуречье Онона и Ингоды, на Шилке.

река Онон, Агинский район Забайкальского края, фото Дугарова Буянто

Автор датировал их II - VIII вв. и определил как принадлежащие культуре, занимающей место между гуннским и тюрским периодами. Впоследствии круг памятников был значительно расширен благодаря исследованиям читинских археологов — И. И. Кириллова.

Поселения и города этой культуры в Западном Забайкалье мало исследованы. Известны поселения хойцегорского времени на р. Темник, монгольского времени у с. Селендум и в местностях Сутай и Нарсатуй в Бурятии. Е. В. Ковычева, М. В. Константинова и др. Из всего разнообразия изученных ими могильников выделяются единичные разнохарактерные погребения с вещами и элементами похоронных обрядов, указывающими на сходство с хуннскими и плиточными могилами. Их считают памятниками, отражающими начальный этап складывания бурхотуйской культуры.

Ввиду важности этих нескольких погребений для нашей темы приведем краткое их описание по работам А. П. Окладникова, Е. В. Ковычева и И. И. Кириллова (26).

Три из них были раскопаны А. П. Окладниковым. Первое — у пос. Агинского, в пади Зун-Кусочи, невдалеке от школы — снаружи было отмечено скоплением плит в виде овала, ограниченного по краям вертикально стоящими плитами. В могильной яме — каменный ящик, в нем дощатый гроб, перекрытый сверху плотным поперечным настилом из тонких березовых кругляков. Под широкой доской в гробу — скелет подростка на спине, головой на север. При нем найден богатый инвентарь: бронзовый трехперый, железный плоский и костяной наконечники; в области пояса — железная и роговая пряжки, перламутровые нашивки; на запястьях — по бронзовому кольцу; у голеней — железные кольца; в левой руке — железное «острие», а в изголовье слева и выше — десять бараньих альчиков, кости головы, ног и позвонки двух баранов.

Второе захоронение у станции Оловянная в пади Соцал у известкового завода. Под небольшой каменной выкладкой ящик из плит, в нем скелет человека на спине, головой на северо-восток. При костяке — остатки берестяного туеска, костяной игольник, три костяных наконечника стрел архаичных форм (хуннских и скифских), фрагменты железных пряжек, в изголовье — глиняный сосуд без орнамента, а под костяком — нижняя челюсть и «копытце» овцы.

Третье погребение там же. Под аналогичной каменной выкладкой — остатки деревянного гроба без дна, но с крышкой. Погребенный лежал на спине, головой на север; при нем найдены роговые обкладки лука хуннского типа, железные и костяные черешковые наконечники стрел, костяная свистунка, фрагмент железного ножа. Поверх гроба обнаружены части лошадиного скелета: череп, шейные позвонки, ребра, крестец и фаланги, в зубах лошади — железные удила.

Четвертое погребение раскопано Ю. С. Гришиным у с. Кункур.

фото Дугарова Буянто

В песчаном выдуве сохранилась часть деревянного гроба, пробитого гвоздями, с остатками человеческого скелета, ориентированного головой на север. При нем найдены фрагменты железного кинжала с выемчатой рукоятью, поясной бронзовый крючок, обломки железных пластин и два глиняных сосуда (один с поддоном), украшенных по тулову налепными рассеченными валиками.

Кроме описанных могил с аналогичной погребальной обрядностью и культурой известно еще несколько могил иного типа. В одной из них, у с. Чиндант, на левом берегу Онона под мощной каменной выкладкой был найден костяк человека на правом боку, с круто подогнутыми ногами и согнутыми в локтях руками, головой на запад. С правой стороны у черепа обнаружены железный нож с кольцевым навершием, железная полусферическая пуговица с петелькой, костяной игольник. Могила рядом с первой внешне напоминала каменную ограду плиточных могил. Внутри кроме разрушенного скелета, ориентированного головой на северо-запад, найдены обломки железного предмета, костяной наконечник стрелы архаической формы, костяное кольцо и фрагмент глиняного сосуда без орнамента.

берег Онона, фото Дугарова Б.

Еще одно погребение в местечке Амоголон. Под мощной каменной кладкой — погребение человека на левом боку, с подогнутыми ногами, головой на север. У висков — спиралевидные подвески из бронзы, на шее — бусы из халцедона и сердолика, на поясе — бронзовый колокольчик и три бронзовые подвески.

Судя по описанию, эти погребения делятся на две группы: 1) в каменных ящиках и деревянных гробах, с вытянутыми на спине костяками, головой на север и северо-восток; 2) в грунте, в скорченном на боку положении, головой на запад и северо-запад. Первая группа вполне соотносима с хуннскими погребениями Западного Забайкалья и Монголии, вторая мне не знакома. Исследователи этих памятников, совершенно справедливо отмечая их разнородность и датируя первыми веками нашей эры, рассматривают их как отражающие сложный процесс формирования новой культуры на территории Восточного Забайкалья, вобравшей в себя элементы как местной культуры (плиточных могил), так и пришлых хунну и сяньби (27).

Природа Забайкалья, фото Дугарова Б.

Надо сказать, что дифференцировать погребения первой группы между хунну и сяньби, на наш взгляд, затруднительно. И это вполне объяснимо хорошо известными в науке хунно-сяньбийскими взаимоотношениями в пору падения первых и возвышения вторых.

Таким образом, до недавнего времени бурхотуйская культура трактовалась как сложная и многогранная, с различными модификациями ее во времени и датировалась в широком хронологическом диапазоне на всем протяжении I тыс. н. э. (28)

В настоящее время Е. В. Ковычев ограничивает ее рамки второй половиной I тыс. н. э. и рассматривает как собственно бурхотуйскую — со сложившимися своеобразными чертами. С ней связывают теперь большую группу могильников и городищ в бассейнах Ингоды, Онона, Шилки и Аргуни.

Материалы исследований позволяют говорить о комплексном типе хозяйства с поселениями и городищами, ремеслами, металлургией, земледелием, скотоводством, охотой и рыбной ловлей. Особо крупные поселения и могильники найдены на р. Шилке. В степных зонах могильники поменьше, население, по-видимому, было более подвижным и связанным со скотоводством.

Природа Забайкалья

В материальной культуре бурхотуйцев, прежде всего в керамике, жилищах и городищах, много общего с мохэской культурой Приамурья. Погребальный комплекс бурхотуйской культуры таков (по Е. В. Ковычеву): сверху погребения имеют каменные выкладки округлой или подчетырехугольной формы. Под ними ямы, часто заполненные камнями до дна. Захоронения без гроба, иногда в каменных «ящиках-цистах», на спине в вытянутом положении, головой на запад и северо-запад. Погребальный инвентарь: костяные и железные наконечники стрел, роговые обкладки луков, ножи, колчанные крючки, шилья, пряжки, предметы украшения и характерной формы глиняные сосуды, имеющие параллели, да и, прямо сказать, облик мохэской керамики Амура.

Бурхотуйскую культуру совершенно справедливо связывают с племенами шивэй, позднее — дада китайских источников или огуз-татар тюркских эпитафий.

В настоящее время из бурхотуйской культуры (в прежнем широком ее понимании) выделяется группа погребений со своеобразным погребальным обрядом и вещевым комплексом. От бурхотуйских они отличаются меньшими надмогильными выкладками, небольшой глубиной ям. Захороненные положены на бок (чаще правый), с согнутыми в коленях ногами и ориентированы головой на север и северо-восток. Глиняная посуда встречается редко, причем она отличается от бурхотуйской как формой, так и техникой изготовления. Костяной наконечник стрелы — очень редкая находка, зато железные наконечники, бронзовые и костяные пряжки, удила и украшения сбруи встречаются часто, причем они обнаруживают сходство с инвентарем тюрков Южной Сибири, Монголии и Западного Забайкалья (29).

Эта пока немногочисленная группа памятников сначала выделялась как дарасунская в составе бурхотуйской культуры, затем было предложено именовать ее ингодинской группой (30), а теперь называют дарасунской культурой, имеющей тюркские черты (см. статью Е. В. Ковычева в настоящем сборнике). Погребения этой культуры относятся приблизительно ко второй половине I тыс. н. э. В этнокультурной интерпретации этих погребений Е. В. Ковычевым мы видим небольшое расхождение с нашей точкой зрения на памятники с тюркскими чертами инвентаря в Забайкалье.

Дело в том, что захоронения на спине с согнутыми в коленях и упавшими в сторону ногами встречаются в Западном Забайкалье наряду с захоронениями с вытянутыми ногами, и они также сопровождаются берцовой костью барана в качестве элемента погребального обряда. Значит, они являются одним из вариантов погребений единой, по нашему мнению, хойцегорско-саянтуйской культуры. Оба этих варианта мы видим в Восточном Забайкалье. Одно из них — погребение в Сухой пади под Читой (раскопки А. И. Махалова) с вытянутым трупоположением и второе — погребение № 3 у станции Дарасун на спине с подогнутыми ногами (31).

Е. В. Ковычев же относит эти памятники к разным этническим группам: погребение с вытянутыми ногами причисляет к кругу хойцегорских (уйгурских), а погребения с подогнутыми ногами — к байырку тюркских рунических надписей или байегу китайских летописей (32).

В действительности оба варианта захоронений имеют прототипы в Западном Забайкалье и захороненные в них, очевидно, являются выходцами из хойцегорской среды. Что касается этнической принадлежности их, то хойцегорцев мы не называем уйгурами в собственном смысле этого этнонима, а насчет байырку пока можно сказать лишь то, что теперь видна их связь с хойцегорской группой.

Природа Бурятии

В Восточном Забайкалье систематизированы и материалы монгольского времени. Сделано это в работах И. И. Кириллова, Е. В. Ковычева и В. Ф. Немерова (33). Основные памятники этого времени — погребальные комплексы, но есть и города. Общая датировка погребений — либо X - XIV вв. (по Кириллову), либо X - XV вв. (по Немерову). Авторами здесь выделяются два культурных комплекса, типологически разные, но хронологически синхронные. Один из них — монгольский погребальный комплекс. Его основные черты уже перечислены выше при характеристике саянтуйского комплекса могил Западного Забайкалья. Они полностью характеризуют восточно-забайкальский комплекс монгольских захоронений, получивший название чиндантского и распространенный в основном в степной зоне Восточного Забайкалья. Его генезис восходит к раннемонгольской культуре Западного Забайкалья, а появление в Восточном Забайкалье связано с саянтуйским этапом развития названной культуры.

Другой, так называемый ундугунский, погребальный комплекс, распространенный в лесной и лесостепной зонах Восточного Забайкалья, в основных своих чертах сходен с чиндантским: это погребения под каменными курганообразными кладками округлых и овальных форм, высотой от 25 до 60 см; под ними в яме — захоронения в грунте, в бересте, в гробу и колоде, головой преимущественно на север и северо-восток, иногда на северо-запад; в изголовье или с боков погребенного находятся трубчатые кости животных (обычно бараньей ноги); в инвентаре — железные, бронзовые, костяные предметы сбруи (удила, стремена, пряжки, накладки ремня), вооружения (наконечники стрел, крючки от колчанов), бытовые предметы и украшения, пластины от наборных поясов и панцырей.

Отличия от чиндантского комплекса заключаются в форме погребальной колоды, сделанной в виде лодки с соответствующим оформлением ее носовой и кормовой частей (иногда в таких колодах-лодках захоронения бывают вторичными); костяные вещи часто орнаментированы резным точечно-циркульным, лепестковым и ажурным орнаментом; костяные наконечники стрел близки к бурхотуйским, но крупнее их. В настоящее время ундугунский комплекс именуется культурой (34). Ее формирование объясняется взаимодействием или, можно сказать, наложением монгольской культуры на тунгусский субстрат.

Все особенности ундугунского погребального комплекса при сравнении с этнографическими материалами эвенков позволяют считать его принадлежавшим предкам последних.

Природа Бурятии

Выводы

Обобщая все изложенное, надо прежде всего отметить, что рассмотренный материал отражает ранние этапы этно- и культурогенеза населения Прибайкалья до момента образования единой этнокультурной основы во всех трех ее зонах.

На этой базе монголоязычным протобурятским племенам предстояло еще консолидироваться, чтобы сложиться в единый народ. Разнообразие природно-климатических условий Прибайкалья и прилегающих к нему районов предопределило достаточно сложный исторический путь его населения.

В каждой из трех зон население испытывало разные этнокультурные воздействия: Прибайкалье — со стороны западных соседей Минусинско-Красноярской культурной области, Восточное Забайкалье — с востока и юго-востока из Маньчжурии и Приамурья, Западное Забайкалье — с юга, из центрально-азиатской культурной области. В последнем направлении связи были наиболее активными, что и предопределило конечный результат — формирование бурятской народности с преобладанием центральноазиатской культурной специфики.

В I тыс. до н. э. лесостепные участки Забайкалья были густо заселены племенами—носителями культуры плиточных могил, часть которых проникла в Баргузинскую долину и Верхнее Приангарье с Приольхоньем. В конце того же тысячелетия и в начале нового в Западном Забайкалье прокатилась мощная волна хунну из Центральной Азии, часть которых, вероятно, проникла в Прибайкалье. С ними, возможно, связано появление в этих районах первых прототюркских элементов культуры.

В Восточном Забайкалье в это время на базе предшествующей культуры плиточных могил начала развиваться культура сяньби — северной ветви древних протомонгольских племен дунху. В результате во всех трех зонах Прибайкалья мы наблюдаем сочетание элементов культуры плиточных могил и хунно-сяньбийцев в своеобразных формах и сочетаниях с местными культурными субстратами.

В Прибайкалье «плиточно-хуннские» элементы наложились на местный культурно-этнический субстрат тунгусско-самодийского происхождения, в результате чего здесь сложилась курумчинская культура, в которой преобладал тюркский компонент. Курыканы-гулигани, с которыми связывают эту культуру, относятся к группе тюрков теле.

В Восточном Забайкалье «плиточно-сяньбийская» основа вступила во взаимодействие с предками мохэ Верхнего Приамурья, в результате образовалась бурхотуйская культура смешанного тунгусско-монгольского облика с преобладанием монгольского элемента. Племена шивэй, с которыми связывают эту культуру, в основном были монголоязычными. Наряду с бурхотуйцами здесь проживали менее значительные группы населения, имевшие этнокультурные связи с Западным Забайкальем и Северной Монголией, о чем свидетельствует Дарасунский археологический комплекс.

В Западном Забайкалье «плиточно-хуннское», в основе своей монгольско-тюркское этнокультурное наследие, пройдя через сложнейшие этнополитические процессы ранних государственных образований, со второй половины I тыс. проявляется в виде сначала хойцегорского комплекса, затем саянтуйского (первая половина II тыс.).

Мы попытались показать генетическую связь этих комплексов, первый из которых имел смешанную тюркско-монгольскую основу, второй — чисто монгольскую. С этим последним связана окончательная и полная монголизация населения по обе стороны Байкала после господства кыргызов в Центральной Азии.

Таким образом, проблема тюрко-монгольской общности и дифференциации возникает по меньшей мере не позднее хунносяньбийского времени. Для Западного Забайкалья и Монголии она была актуальной вплоть до окончательной монголизации в начале II тыс. Здесь не рассматривается материал по хунноуйгуро-монгольским переходным звеньям. Для Прибайкалья существует проблема прояснения хунно-курыкано-бурятской преемственности. Для Восточного Забайкалья актуален вопрос сяньби-шивэй-татаро-монгольской этногенетической эволюции.

Примечания

1. Окладников А. П. Древняя тюркская культура в верховьях Лены // КСИИМК.- 1948.- Вып. 19.— С. 3 —11.
2. Окладников А. П. История Якутской АССР.— Л., 1955.— Т. 1.
3. Асеев И. В. Прибайкалье в средние века.— Новосибирск, 1980.— С. 59.
4. Зайцев М. А . Ритуальные и погребальные памятники курумчинской культуры в Приольхонье (оз. Байкал) // Автореф. дис. ...канд. ист. наук.— Кемерово, 1984.
5. Окладников А. П. Очерки истории западных бурят-монголов XVII - XVIII вв.— Л., 1937.— С. 268-311; Он же. Древняя тюркская культура в Верховьях Лены.— С. 3 - 11.
6. Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха в истории хакасско-минусинской котловины.— М., 1960.— С. 78, 162.
7. Окладников А. П. Археологические данные о появлении первых монголов в Прибайкалье // Филология и история монгольских народов: (Памяти академика В. Я. Владимирцова).— М., 1958.
8. Асеев И. В. Прибайкалье...— С. 68—85, 135—136.
9. Окладников А. П. Археологические данные...— С. 51.
10. Седякина Е. Ф. Могильник Усть-Талькин // Тр. БКНИИ СО АН СССР. Сер. востоковед.— Вып. 16.— С. 196—202.
11. Константинов И. В. Происхождение якутского народа и его культуры // Якутия и ее соседи в древности.— Якутск, 1975.— С. 130.
12. Гоголев А. И. Историческая этнография якутов: Вопросы происхождения якутов.— Якутск, 1986.— С. 72.
13. Талько-Грынцевич Ю. Д. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья // Тр. ТКОПОРГО,— Иркутск, 1900,— Т. 1, вып. 3; 1902.— Т. 4, вып. 2.
14. Дебец Г. Ф. Могильник железного века у с. Зарубино // Бурятиеведение.— Верхнеудинск, 1926.— № 2 ,— С. 14— 16.
15. Архив ЛОИА, ф. 42, д. 236—237.
16. Там же.
17. Талько-Грынцевич Ю. Д. Археологические памятники долины р. Хилка // Тр. ТКОПОРГО.— Иркутск, 1900.— Т. 2, вып. 1 .— С. 23—53.
18. Архив ЛОИА, ф. 42, д. 235.
19. Степи Евразии в эпоху средневековья.— М., 1981.— С. 59—61.
20. Хамзина Е. А. Археологические памятники Западного Забайкалья.— Улан-Удэ, 1970.
21. Там же.— С. 94.
22. Там же.— С. 91, 94.
23. Коновалов П. Б., Данилов С. В. Средневековые погребения в Кабалино (Западное Забайкалье) // Новое в археологии Забайкалья.— Новосибирск, 1981.— С. 64—73; Именохоев Н. В., Коновалов П. Б . К изучению погребальных памятников монголов в Забайкалье // Древнее Забайкалье и его культурные связи.— Новосибирск, 1985.— С. 69—86; Именохоев Н. В. Средневековой могильник у с. Енхор на р. Джиде // Памятники эпохи палеометалла в Забайкалье.— Улан-Удэ, 1987.
24. Данилов С. В. Жертвоприношения животных в погребальных обрядах монгольских племен Забайкалья // Древнее Забайкалье и его культурные связи.— Новосибирск, 1985.— С. 86—91.
25. Окладников А. П. Бурхотуйская культура железного века в Юго-Западном Забайкалье // Тр. БКНИИ.— Улан-Удэ, 1960.— Вып. 3 .— С. 16—30.
26. Кириллов И. И. Восточное Забайкалье в древности и средневековье.— Иркутск, 1979; Ковычев Е. В. История Забайкалья I — сер. II тыс. н. э .— Иркутск, 1984.
27. Ковычев Е. В. История Забайкалья...— С. 15— 16.
28. Асеев И. В., Кириллов И. И., Ковычев Е. В. Кочевники Забайкалья в эпоху средневековья.— Новосибирск, 1984.— С. 97.
29. Ковычев Е. В. История Забайкалья...— С. 25.
30. Кириллов И. И. Восточное Забайкалье...— С. 67; Ковычев Е. В. К вопросу о древних связях племен Забайкалья с тюркоязычными соседями в I тыс. н. э. // Археология Северной Азии.— Новосибирск, 1982.— С. 148— 156.
31. Ковычев Е. В. История Забайкалья...— С. 28; Он же. Могильник железного века у станции Дарасун // По следам древних культур Забайкалья.— Новосибирск, 1983.— С. 112—123.
32. Ковычев Е. В. История Забайкалья...— С. 31—32.
33. Кириллов И. И. Восточное Забайкалье... Ковычев Е. В. История Забайкалья...; Немеров В. Ф. Восточное Забайкалье в первой половине II тыс. н. э. (по материалам погребений) // Автореф. дис. ... канд. ист. наук.— Новосибирск, 1981.
34. Кириллов И. И. Ундугунская культура железного века в Восточном Забайкалье // По следам древних культур Забайкалья.— Новосибирск, 1983.— С. 123—138.

Источник: П.Б. Коновалов «Корреляция средневековых археологических культур Прибайкалья и Забайкалья» // в сборнике «Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века», Новосибирск, «Наука», 1988 г.