Интервью Алексея Цыденова «Эху Москвы»: я особо бурятом себя не воспринимал, когда жил в Москве

Глава Бурятии Алексей Цыденов дал интервью журналисту радио "Эхо Москвы" Алексею Венедиктову. Руководитель региона рассказал о сохранении бурятского языка, сложностях водоохранной зоны, Тункинском нацпарке, очередях в детские сады и многом другом. Текст интервью полностью.

А. Венедиктов

― Когда я готовился к интервью, я увидел по отношению к вам слово, давно забытое из Майн Рида: «метис». Вы, поскольку, как я понимаю, папа – бурят, мама – русская, вы себя метисом ощущаете?

А. Цыденов
― Начну с кровей. У меня 50% бурятская кровь, вторая 50% - там русская кровь. Не знаю, можно ли выделять украинскую, - то и украинская кровь и еще не четвертушку или осьмушка – кавказская кровь.

А. Венедиктов
― Но, Алексей, когда в Москве, это не имеет значения. Москва – это имперская столица, все перемешались… Вы приехали, главой Бурятии избрались, и тут вот началось…

А. Цыденов
― Ну, наверное, уже обурятился. То есть я особо бурятом себя не воспринимал, когда жил в Москве. А здесь – наверное, больше бурят.

А. Венедиктов
― Ваша супруга, давая интервью – я тоже его прочитал; я вообще, начиная с интервью жен, они как-то иногда проговариваются, — она говорила, что она вас не заставляла, а подталкивала учить бурятский язык. Как с этим сейчас?

А. Цыденов
― Действительно, она меня подталкивала, причем с момента свадьбы.

А. Венедиктов
― А, еще тогда?!

А. Цыденов
― Да, еще тогда, когда мы ни сном ни духом, что мы здесь окажемся.

А. Венедиктов
― А почему? Чем она мотивировала?

А. Цыденов
― Я вообще, не знаю, почему она за бурята замуж вышла.

А. Венедиктов
― Хороший вопрос.

А. Цыденов
― Какая-то у нее внутренняя расположенность. И она, действительно, говорила: Надо бы знать язык. Сейчас с языком тоже не очень хорошо. Физически нет времени учить. Но какие-то вещи я еще с детства немножко помню. Какие-то вещи уже из официальных поздравительных речей, так или иначе, выучил. Но так, чтобы разговаривать, пока не готов.

А. Венедиктов
― Ведь вопрос мой касается не только вас как главы республики или главы семьи, а вопрос касается вообще изучения языка и вообще идентификации бурятского народа. Вот я сегодня зашел в магазин, скупил там детские книжки по истории Бурятии. Насколько, вам кажется, сохранение бурятской идентичности нуждается в государственной поддержке или это как-то само собой?

А. Цыденов
― Нет, поддержка, безусловно, нужна, поскольку все-таки общество динамичное, жизнь динамичная, информационные составляющие глобальные, и если н поддерживать это, рано или поздно язык умрет.

А. Венедиктов
― А как вы собираетесь внутри Бурятии поддерживать сохранение идентичности?.. Скажем, я познакомился с массой людей, которые говорят: «Мы буряты, но мы языка не знаем, но бы буряты – зачем нам учить язык? Чего нам надо-то? Мы буряты».

А. Цыденов
― Все-таки язык формирует образ мышления. Немецкий язык формирует один образ мышления. Английский язык, где меньше прилагательных, больше глаголов, формирует другой образ мышления. Русский язык — безусловно, богатство русской души, оно отражается в языке или следствие языка, то есть у нас такой, описательный язык со своей глубиной. И бурятский язык со своими особенностями, он тоже формирует свое мышление, свою культуру и свое восприятие мира и дальнейшую трансляцию этого восприятия.

А. Венедиктов
― Как-то очень философски.

А. Цыденов
― Сейчас я переведу. И, соответственно, хотелось бы, чтобы язык не стал декоративным и все-таки сохранился как язык общения, язык, на котором люди думают. Я не поддерживаю то, что надо языку учить всех жителей Бурятии, то есть у нас русские и другие национальности, и насильное изучения языка национальной территории, считаю нецелесообразным. Но если родители говорят, дети говорят на родном, ну бурятском, это бы неплохо сохранить. Но если ребенок на языке говорит только дома и нигде больше, то язык не сохранится.

И нельзя язык учить в школе как иностранный. Если учишь язык в школе два дня в неделю по два часа, как английский мы учим, то кто у нас в России говорит на английском, как на родном? Хотя мы все в школе его учим и в институте учим. Поэтому чтобы язык сохранялся, нужна среда общения. И среда общения должна быть дошкольная. В школе сложно сохранить среду общения. Все-таки мы понимаем, что уже в других условиях реально живем. Но дошкольная среда общения – это детские сады – если там языковая среда общения бурятская – там в бурятских селах, в бурятских районах, — то тогда язык, если ребенок на нем до 7 лет разговаривает, он сохранится. И дошкольная составляющая, на мой взгляд, она наиболее важная, потому что в школе можно учить там грамматику, написание и всё остальное и два раза в неделю, сколько-то часов академически. Но если ты на этом языке не разговариваешь и не думаешь, то всё остальное – это ерунда.

А. Венедиктов
― И тогда поддержка в чем, направление поддержки?

А. Цыденов
― Поддержка в том, чтобы в тех районах, где это востребовано, в тех населенных пунктах, поселках, даже в районах города, где это востребовано, должны быть в детских садах группы, в которых среда общения – это бурятский язык. То есть это воспитатели, дети, соответственно, говорят. И у родителей есть выбор, что есть общая группа, а есть языковая группа, туда идут…

А. Венедиктов
― То есть отдельное финансирование, да, Алексей, получается – создание таких групп в детских садах, я подчеркиваю?

А. Цыденов
― Да, это с отдельным финансированием. То есть это с доплатой, скажем так, воспитателям, скажем, за язык.

А. Венедиктов
― Понятно. Если говорит об истории, культуре – там фольклорные праздники, фольклорные песни, поддержка костюмов, поддержка этнографических институтов – это, понятно, есть программа. Что-то еще вы принесли, что-то еще вы придумали или нет, или пока так?

А. Цыденов
― Чего-то нового мы не придумали, то есть и до меня здесь была программа поддержки языка. То есть она есть. Наверное, то, что я свое добавил – это все-таки акцент на дошкольную составляющую, именно среду, не создание уроков и учебников, а формирование среды общения. Повторюсь: если человек думает и говорить, грамматике научить его проще. Если не думает и не говорит, изучать бурятский как иностранный — это просто лишняя загрузка людей.

А. Венедиктов
― Скажите мне, вот вы пограничное место, субъект: существует ли опасение – вот с теми жителями, с которыми я пообщался… — что большой приток монголов и китайцев, он растворит, что ли, бурятское население – поглотит, растворит, скорректирует на то: «Нет, мы не буряты, мы монголы», «Нет, мы не буряты, мы китайцы, лучше мы будем большими китайцами, чем маленькими бурятами»?

А. Цыденов
― Такого нет.

А. Венедиктов
― Нет угрозы, не чувствуете?

А. Цыденов
― Две вещи. Ментальное восприятие местным населением такого подхода крайне негативное. Очень дружеское, братское отношение к Монголии, при этом нет никой угрозы того, что монголы тут приедут и кого-то ассимилируют. Монголов самих мало, там их 3 миллиона, им бы у себя разобраться и самим бы устоять против китайцев и там не раствориться. Тут вопросов ассимиляции с монголами нет. Но ассимиляция бурят с монголами — как ассимиляция русских с украинцами, то есть это немножко не та сфера, которой нужно опасаться.

А. Венедиктов
― Ну, Владимир Владимирович говорит, что это один народ, я имею в виду русские и украинцы, так что ваш пример как раз играет на меня, а не на вас.

А. Цыденов
― Буряты и монголы по крови, по языку самые близкие. И в Монголии бурят если не половина, то значительная часть.

А. Венедиктов
― Да ладно!

А. Цыденов
― Да. Бурят в Монголии очень много.

А. Венедиктов
― Интересно.

А. Цыденов
― В Монголии родственные связи с Бурятией очень большие, просто количественно. Я воздержусь сейчас от точных цифр, но это не 1, не 2, не 10 и не 15 процентов – гораздо больше. Главный фактор, который позволяет не думать о монгольской угрозе – это то, что самих монголов мало. И это основной фактор. Всё остальное вторично уже.

А. Венедиктов
― Китайцы.

А. Цыденов
― Китайцы – понятно, что их много. Позиция у них достаточно активная по освоению территорий.

А. Венедиктов
― Мы вернемся к экономике. Просто я сейчас про поглощение, ассимиляцию, коррекцию.

А. Цыденов
― Ментальный, внутренний настрой такой, что породнение, объединение с китайцами не грозит.

А. Венедиктов
― Не грозит. Ну, и хорошо. Тогда сразу уйдем к инвестициям. Вы в мае, давая интервью «Эху Москвы» на Санкт-Петербургском форуме, говорили о китайских инвестициях, о проблемах, прежде всего, в лес, что называется. Но при этом вы всё врем говорите — я смотрел ваше интервью, — что бюджет дефицитен— 25. И расходы – за 50 миллиардов рублей. Удвоение. То есть можно, конечно, ходить по Москве и просить, но с учетом всего вам всегда говорят: «Мы вам удочку, а не рыбу».

Вот вы всего ничего – полтора года – чего удается, чего не удается в этой области инвестирования с учетом китайских соседей? Где затыки и где успехи?

А. Цыденов
― Успехов достаточно много уже, если честно.

А. Венедиктов
― Ну, что вы говорите-то сейчас? Вы думаете, что вы говорите? Сейчас Мишутин прибежит. Ну, прекратите.

А. Цыденов
― А это не китайские инвестиции. Это наши инвестиции, российские. А если говорить про китайские инвестиции, китайских инвестиций пока еще новых не возникло ни рубля.

А. Венедиктов
― За полтора года, за ваше директорство, да.

А. Цыденов
― По двум причинам. Мы все-таки достаточно избирательно подходим к тому, какие инвестиции мы привлекаем. У нас много предложений о том, чтобы сделать здесь много дешевых гостиниц и принято много дешевых туристов из Китая. Мы осознанно не поддерживаем такой подход. У нас есть пример соседей, когда миллионы туристов, которые формируют минимальные доход и максимальную нагрузку.

А. Венедиктов
― Несоответствие нагрузки доходу, да?

А. Цыденов
― Едут в основном по профсоюзным путевкам, то есть ничто не тратят, не создают добавочной стоимости для местного населения, но создают нагрузку на территорию – и на природную территорию и на социальную сферу. И мы с китайскими инвесторами в постоянном общении. Мы от них не прячемся, но мы изначально ставим ту планку, на которую рассчитываем.

Первое, если про туризм, — это туризм 4 плюс. Второе: это туризм, который на накладывает нагрузку на территорию, экологию, а наоборот, создает инфраструктуру, которая позволяет беречь территории: это очистные, правильные гостиницы, пешеходные тропы и прочие вещи. Это не массовый туризм, это избирательный туризм. Второе: мы в переговорах сразу говорим, что 80% — это наши работники, 20% — это могут быть…

А. Венедиктов
― То есть вы выставляете какие-то рамочные условия – вот те, что вы перечислили, и товарищи китайцы на это не идут, судя по…

А. Цыденов
― Кто на это не идет, с теми мы больше не продолжаем разговоров. Повторюсь, у нас достаточно много предложений было в таком секторе 3 минус…

А. Венедиктов
― Что такое 3 минус?

А. Цыденов
― Звездность.

А. Венедиктов
― Понял, да.

А. Цыденов
― Дешевый туризм, дешевые гостиницы. Много, быстро, дешево и без ничего. Мы, скажем так, разошлись полюбовно, не договариваясь ни о чем.

А. Венедиктов
― Про Москву. Вот когда президент с вами встречался при назначении вас ВРИО, интересно, как он видел Бурятию. Какую он проблема номер один, два, когда он с вами разговаривал, видел в Бурятии? Наверняка обсуждали. Я не про технические вещи, я про проблемы.

А. Цыденов
― Он больше меня спрашивал, чем сам говорил.

А. Венедиктов
― Ну, подождите, вы зам министра транспорта. Чего вас спрашивать про Бурятию, про проблемы? Я не верю, на самом деле. Я же знаю, как он готовится к беседам. Вот что его беспокоило?

А. Цыденов
― Каких-то конкретных, что «вот обрати внимание на это, на это…», вопрос был, что «обрати внимание на людей, качество жизни людей». Отсюда все производные. Больше была отсылка к жизни людей.

А. Венедиктов
― Давайте я вам не поверю, потому что я знаю, что он пристально всегда следит за Байкалом.

А. Цыденов
― Это был второй уже этап. Это когда они меня назначали, когда он сюда приехал.

А. Венедиктов
― Таким образом. Но все равно. Поэтому я хочу вас спросить про Байкал. И хочу только одну тему поднять. Это то, что у нас в Подмосковье, то у вас на Байкале. Я доехал, поговорил с людьми, которые там бродили по поселку. И слово «мусор» было центральным словом. Они говорили, что всё как-то устроено странно, а мусор растет и растет, свалки растут и растут в поселке. А я смотрю: в Подмосковье у нас всё то же самое. Рядом с дачей президента, кстати, с резиденцией.

Скажите, пожалуйста, есть ли волшебная палочка для Байкала, именно для Байкала. Потому что вот меня сегодня спрашивали, что такое Бурятия? Для москвичей – я уж не знаю, как для калининградцев или липетчан – это Байкал.
Поэтому мой вопрос: есть ли у вас понимание, возможно ли решение проблемы: Байка и мусор?

А. Цыденов
― Возможно. Сначала скажу, какие проблемы есть. Первое: у нас на прибайкальской территории действует 5 правовых режимов: водоохранная зона, рыбоохранная зона, зона наследия ЮНЕСКО, центральная экологическая зона, байкальская природная территория.

А. Венедиктов
― Как я люблю бюрократические государства, вы себе представить не можете!

А. Цыденов
― Я расскажу, что нельзя делать в рамках этих пяти зон. Нельзя добывать там полезные ископаемые. Минеральная вода тоже относится к полезным ископаемым, песок, щебень – тоже к полезным ископаемым. Ничего нельзя добывать. Нельзя строить автозаправочные станции. Те, которые сейчас построили, их нельзя реконструировать. То есть…

А. Венедиктов
― Они старенькие.

А. Цыденов
― Нет, они, слава богу, новенькие. Это с 12-го года вступили все… То есть их можно сейчас только доэксплуатировать до состояния…

А. Венедиктов
― Стареньких.

А. Цыденов
― Стареньких, да. Нельзя размещать кладбища. Полностью запрещен оборот земли. То есть мы не даже многодетным семьям не можем землю дать. Нельзя размещать полигонов отходов, никаких нельзя размещать.

А. Венедиктов
― Пока надо приветствовать, хлопать. Молодцы! В чем засада? Вы же не объясняете, вы говорите, чего нельзя. Я говорю – правильно! Нечего строить там автозаправку, нечего размещать там кладбище!

А. Цыденов
― У нас там 70 населенных пунктов. И там порядка 80 тысяч человек живет вне закона.

А. Венедиктов
― Что такое вне закона, вы меня извините ради бога?

А. Цыденов
― Нельзя ездить по дорогам без твердого покрытия. Нельзя парковать машины без стоянки без твердого покрытия. Во дворе нельзя машину держать без твердого покрытия. Ну, как это комментировать.

А. Венедиктов
― Ну что, людей выселять, что ли? Я пытаюсь понять.

А. Цыденов
― Вот кладбища нельзя размещать. Чего делать там? Хорошо, заправки нельзя размещать. Надо ездить за 200 километров на ближайшую заправку?

А. Венедиктов
― А зона сколько?

А. Цыденов
― Там от 40 до 80 километров вокруг Байкала. Поэтому эти все ограничения приводят к тому, что даже то, что нужно делать, все равно не делаешь. Президент, когда был в августе прошлого года, он тоже всё послушал, дал ряд поручений, как все-таки настроить более-менее ситуацию, чтобы не доводить ее до абсурда.

А. Венедиктов
― То есть вы хотите сказать, что ситуация с этими зонами, она абсурдна?

А. Цыденов
― Конечно, абсурдна.

А. Венедиктов
― Ну, и как поручение президента за год?

А. Цыденов
― Часть решилось у нас. Мы скорректировали водоохранную зону, хоть ее сделали научно обоснованной. Потому что ранее установленная зона не была научно обоснованной. Я не знаю, там сроки поджимали сроки каким-то образом: где-то водоохранная зона идет по границам административных районов. Граница административного района привязана к водоразделу… Сейчас ее немножко сократили. В населенных пунктах они идет порядка 200 метров от границы воды. За пределами населенного пункта, она опять уходит за 40 километров.

А. Венедиктов
― То есть вы выделили просто…

А. Цыденов
― Населенный пункт из водоохранной зоны. Там теперь хотя бы люди могут ездить по дорогам, за это штрафовать не будут. Смех смехом, но у нас каждый месяц штрафовали, что они не ездят по дорогам без твердого покрытия.

А. Венедиктов
― К своему дому.

А. Цыденов
― Да. Мы говорим…: Мы все понимаем, мы же тоже не можем ничего не делать. Но хотя бы в этой части как-то сдвинулись. А корректировку водоохранной зоны… во-первых, она были минимальной – мы только выделили существующие населенные пункты, — во-вторых, она не сняла другие ограничения: добыча полезных ископаемых не снялась…

В общем, про мусор.

А. Венедиктов
― Да, возвращаемся к мусору.

А. Цыденов
― Нужны полигоны. В пределах центральной зоны полигоны строить нельзя, соответственно, у нас пока ближайший полигон, который к Байкалу относится – это Улан-Удэ.

А. Венедиктов
― Это 160 километров.

А. Цыденов
― Это от ближайшей точки Байкала, а со всего побережья еще дальше везти. И то, что мы сейчас заключили договор с оператором по обращению с отходами – вот он сейчас считает, сколько будет стоить этот вывоз. Примерно посчитаем, понимаем, сколько будет стоить будет вывоз. Он сейчас будет свои тарифы защищать у нас. Территориальная схема обращения с отходами. Там предусмотрено строительство 23 полигонов вне центральной экологической зоны, но хотя бы приближенно может быть. А цена вопроса – около 5 миллиардов рублей. Понятно, что у нас таких денег нет. В тариф мы это не заложим. То есть мы на людей плату за мусор не заложим.

В общем, если все проблемы по мусору переложить на население, то тариф вырастает в 6 раз. Понятно, что мы это себе позволить не можем. Даже не рассматриваем как вариант. Поэтому сейчас работаем по… озера Байкал. Есть поручение президента ее (продлить?) Пытаемся туда заложиться по полигонам, по ликвидации старых свалок. Старых свалок у нас 137, которые надо рекультивировать.

И если мы туда попадем… вернее, мы точно туда попадем, вопрос – в каком объеме.

А. Венедиктов
― Что-то вы не оптимистичны по этому вопросу. Я понимаю, что много других вопросов, но по этому вопросу все на бумаге понятно…

А. Цыденов
― Но с полигонами сложно. По деньгам пока подтверждения нет. Мы работаем. Минприроды нас принципиально поддерживает, но он тоже в рамках отведенных лимитов делит всё остальное. Сейчас процесс идет. Он еще не закончен, он будет в сентябре месяце… какие-то понимания по объемам финансирования только появятся, тогда мы будем понимать, что мы можем.

Мы в этом году в рамках своих денег втрое увеличили финансирование по очистке побережья Байкала. Мы в прошлом году дали 3 миллиона, в этом году – 10. Там на уборку территории, на расстановку контейнеров мусорных. И гораздо больше сейчас активность самих людей, граждан наших в рамках волонтерского движения, инициативного движения по очистке берега. Это только приветствуется, но это не решает проблему, потому что даже тот мусор, который соберем, его надо вывозить на полигон.

А. Венедиктов
― Куда деть-то, да.

А. Цыденов
― А полигон – это проблема.

А.Венедиктов
― А можно сказать, что Байкал все-таки потихоньку умирает.

А. Цыденов
― Нет.

А. Венедиктов
― А он куда движется, вот ситуация с Байкалом? Потому что есть масса организаций экологических, исторических, просто граждан, во всяком случае, в Москве, которые говорят о серьезных угрозах. Вот я услышал программа про мусор. Может быть, еще какие-то угрозы, которые я не знаю?

А. Цыденов
― Ну, мусор-то Байкалу сильно не угрожает. А именно мусор, конечно, создает неприглядную картинку вокруг, но непосредственно Байкалу мусор не угрожает, Байкалу угрожают стоки. Вот у нас очистные — самое большое загрязнение для Байкала. 150 тысяч кубов в сутки льем столько в Селенгу. Президент поддержал. Поручение было. Денег нам дали – миллиард 800. Мы очистные строим. Первый этап уже в этом году ввели. Еще два года – мы сделаем нормальные очистные, у нас стоки будут нормальны. То, что в первую очередь влияет на загрязнение Байкала – это стоки.

Потом мы сделали очистные в Нижне-Ангарске, уже запустили в эксплуатацию. Сейчас готова проектно-сметная документация по очистным по Селенге - тоже один из крупнейших стоков. Пока только готова проектная документация. Сейчас мы в процессе согласования, чтобы деньги были на их строительство – 560 миллионов рублей. В общем, занимаемся.

А. Венедиктов
― И это главная угроза, с вашей точки зрения.

А. Цыденов
― Очистные, которые впадают в Байкал – это главная угроза существующая. Безусловно, там другой фактор – это монгольские ГЭС.

А. Венедиктов
― Господи! Это что ж такое еще? Извините, я не так тонко знаю нашу энергетику и не нашу.

А. Цыденов
― Главный приток Байкала – это Селенга. Основной водосбор Селенги – это Монголия. И Монголия на Селенге поставить ГЭС. И тут уже есть риск. Потому что поставят ГЭС, пока наберется водохранилище, Селенга, естественно, обмелеет. Обмелеет Селенга – меньше воды попадет в Байкал. Сейчас надо смотреть, что в нынешней ситуации, потому что у нас была 10 лет засуха, и Байкал обмелел. Если брать исторически, то он не обмелел. Грубо говоря, 70 лет назад, когда не было Иркутской плотины, был горазд ниже уровень. То есть он 25 миллионов лет стоял с уровнем ниже, чем сейчас метра на четыре. То есть он потом поднялся, когда плотину поставили.

Поэтому если брать в исторической ретроспективе, то Байкал в уровне воды не потерял нисколько. Но поскольку за тот период, пока плотина стоит, сложилась определенная среда вокруг побережья и снижение ее – это уже изменение нерестовых мест, торфяных болот и всего остального. Это влияет. И плюс повышение температуры воды влияет. То есть у нас тот же омуль нерестится при температуре не выше 3 градусов.

А. Венедиктов
― Такой нежный.

А. Цыденов
― Если температура выше 3 градусов, он уже не нерестится, он ждет, пока опустится, и в это время уже начинает замерзать. То есть там такие моменты.

А. Венедиктов
― Господи, чего вам приходится изучать. Со спокойного замминистра транспорта до омуля, которому понижать температуру на два градуса.

А. Цыденов
― Вот ГЭС на Селенге влияют на водобаланс и на температурный режим. Может быть, там не так страшен именно объем воды в Байкале, то есть какое-то время не будет набираться – не страшно. Перейти линию невозврата по экологической составляющей – по температуре… Вот сейчас появилась…– водоросль. Ни один ученый не сказал однозначно, почему она появилась: из-за фосфатов, из-за нитратов…

А. Венедиктов
― То есть это новая водоросль.

А. Цыденов
― Из-за температурного режима, что теплее стала вода. И ее стало много. Байкал стал больше цвести. И это угроза. Изменение экологического баланса в Байкале – вот это главная угроза. Не объем воды, воды меньше не станет. А вот эти монгольские ГЭС могут повлиять на период наполнения водохранилища в Монголии, обмеление Селенги может привести температурного режима и каких-то вещей, когда можем перейти порог, когда сложно будет возвратить даже после того, как восстановится водоток, набрались водохранилища… Но можно не вернуть. Таких однозначных научных заключений именно с температурным режимом, со всем прочим еще нет. Есть разные оценки. Все оценки, которые есть, они негативные в плане того, что если ГЭС на Селенге появятся…

А. Венедиктов
― На монгольской части.

А. Цыденов
― Ну, соответственно, с монгольской стороной мы работаем в этом направлении, и наши федеральные органы работают. В рамках комиссии вопрос поднимался. Мы предлагаем альтернативу: Вам нужна электроэнергия – берите у нас. Она дешевле, чем то, что вы получите, когда построите эти ГЭС. Тем более, у нас вы будете покупать электроэнергию, а там вы сначала залезете в кредит, получите зависимость – неважно, от китайцев или от американцев — поэтому электричество дешевле не будет.

Тем более, там же еще вопрос реализации. Когда вы сделаете КЭС – такого количества потребителей нет. То есть надо будет количество потребителей выращивать, а пока не появится количество потребителей, энергия с ГЭС будет дорога, поскольку маленькое потребление – себестоимость высокая. А с России можно брать постепенно. Появилось потребителей больше – взял больший объем.

А. Венедиктов
― То есть вы субъект внешний сношений еще.

А. Цыденов
― Достаточно активный.

А. Венедиктов
― Чтобы закончить тему с Байкалом — я думаю, что слушателей заинтересовало, — вы в курсе с историей с этой скульптурой Даши. Мы у него были вчера. Это, правда, с иркутской стороны, как я понимаю. И чего? – хочется спросить. Скульптура «Дух Байкала». А вы чего думаете по этому поводу: что он разрушает чего-то там?

А. Цыденов
― Нет, конечно.

А. Венедиктов
― Почему, конечно? Другие думают, что разрушает. Установка скульптуры разрушит скалу, привлечет туристов, поэтому разрушит скалу. Просядет, потому что тяжелая (2,5 тонны). Разрушит скалу на острове – это безобразие. Какой же это Дух Байкала.

А. Цыденов
― На Ольхоне сейчас столько туристов. На фоне этого потока из недалекой страны, про которую мы говорили, туристов, эта скульптура не то что там одни миллионная процента, а ее воздействие с точки зрения технологического давления и всего остального никакое. И я не очень понимаю, почему против нее. Но то, что скульптуры Даши сами по себе являются объектом притяжения и, с точки зрения развития туризма, они только в плюс.

А. Венедиктов
― И в этой связи – я знаю, что должен был быть проведение набережной Селенги – правильное ударение, как мне на последний слог, как мне объяснили; нас тут учат все и правильно делают… Помните, в Москве был торговый дом «Селенга». Чего-то я не нашел результаты конкурса, будет ли фигура Даши «Селенга» на вашей набережной, которую вы строите.

А. Цыденов
― Конкурс проведен. И в том варианте конкурса, который выиграл как опция эта скульптура Селенги есть. Поэтому, возможно, появится там… Я сейчас забегать не буду, сейчас проектирование идет.

А. Венедиктов
― То есть конкурс прошел и там возможные опции есть — вы ответили.

А. Цыденов
― Именно точка архитектурного развития, где скульптура устанавливается…

А. Венедиктов
― Последний вопрос. Не могу не спросить. Сегодня, когда я говорил с редакторами газет, и подходили люди – это проблема детских садов. Я обещал не влезать во внутреннюю позицию, но внутренняя – она внутренне-федеральная. Значит, разговор общий такой: «Глава ничего не говорит; деньги есть; очередь длинная; садов не строят – мы ничего не понимаем». Ну, давайте через меня тогда, что ли.

А. Цыденов
― Давайте.

А. Венедиктов
― Рожают много, как они сказали.

А. Цыденов
― 2.1 коэффициент рождаемости у нас. Хороший коэффициент.

А. Венедиктов
― Хороший коэффициент.

А. Цыденов
― Досадно, что говорили, что я ничего н говорю. Достаточно много я давал комментариев.

А. Венедиктов
― Давайте еще раз дадим. Может, услышал через Москву.

А. Цыденов
― Первое: У нас 25 тысяч человек в очереди стоит в возрасте от 2 месяцев до 7 лет. А в возрасте от 3 до 7 лет – 5 800. Из них 4 800 – это в городе Улан-Удэ. Это реальная проблема. Мы оцениваем, что из этих 25 тысяч реально – 12 тысяч детей, которых родители прямо сейчас готовы отдать в детский сад. Понятно, что с 2 месяцев до 3 лет становятся просто заранее.

А. Венедиктов
― Конечно. Как правило, да.

А. Цыденов
― Поэтому 25 тысяч – это такая цифра виртуальная. 12 тысяч по нашим оценкам – это реальная цифра. 5 800 – которые от 3 до 7 – это реальная цифра, это, действительно, те, кто хотят попасть в детские сады. Детских садов не хватает. Был у председателя правительства в июне месяце, получили поддержку. Мы сейчас в Министерстве просвещения все материалы обосновывающие отправили. Сейчас идет работа по формированию бюджета на ближайшие три года. Уверен, что какие-то деньги будут. Уже сейчас, во-первых, есть… Мы два детских сада покупаем…

А. Венедиктов
― Что такое – покупаем?

А.Цыденов
― Мы не заказываем строительство. Мы объявили рынку, что у нас есть деньги купить готовые. И сейчас уже есть строитель, который строит два детских сада, в этом году он их построит, и мы купим готовые объекты.

А. Венедиктов
― Что такое два детских сада в условиях, скажем, 12 тысяч…

А. Цыденов
― Да, безусловно, что это капля в море, но это хотя бы капля. Минимум 4 миллиарда надо на детские сады. И 4 миллиарда на школы, на ликвидацию третьей смены. То есть пока поддержка есть. Пока не легло в виде конкретных сумм в бюджет, но работа ведется. То есть если у меня есть определенный скепсис по полигонам, то здесь у меня по школам уверенность – 90%, по детским садам – 70%. Я думаю, что мы войдем..

Мы сформировали кредитную программу со «Сбербанком» еще и готовы работать и в этом направлении. То есть мы идем по всем направлениям. Сейчас уже начинаем, в этом году, до конца года проектировать детские сады, привязываем типовые проекты к местности, одобренные Минстроем. Соответственно, соответственно, у нас порядка 20 комплектной документации должны быть уже о конца года.

А. Венедиктов
― Последние два коротких вопроса. Когда вы приехали сюда уже на постоянку как временно исполняющий, что вас удивило? То есть вы не ждали – а вот оно есть.

А. Цыденов
― Удивило тосовское движение. ТОС – территориальная общественная самоорганизация. Все мы знаем, что такое субботник. Все мы ходим на него раз в год по великим праздникам. А здесь это круглый год и постоянно. У нас в республике 1170 ТОС. И ТОСы занимаются уборкой территории, покраской заборов, строительством детских площадок, храмов, библиотек, спортзалов…

А. Венедиктов
― Это что-то волонтерское, да?

А. Цыденов
― Как волонтерское, но в основном это жители вокруг себя делают мир лучше своими руками.

А. Венедиктов
― Я понимаю, это такое территориально-волонтерское.

А. Цыденов
― И на это предусматривалось ежегодно — в прошлом году 45 миллионов рублей, эти деньги идут ТОСам, но не как субсидия на какую-то деятельность. А сначала ТОСы что-то делают, потом, в конце года проводится подведение итогов, и занявшие призовые места получают премии от 80 до 250 тысяч рублей. Получат далеко не все и не те деньги.

Мы считали, в предыдущие годы: эффект от ТОСов 1 к 7, то есть на тот рубль, который идет из бюджета, 7 рублей – если оценивать работу саму и материал, потому что кто-то доску, кто-то краску. 1 к 7 эффективность.

Мне один знакомый губернатор из центральной части России, откуда начиналось, на самом деле, он с гордостью говорил, что у них 4 к 1. Я даже не стали говорить, что нас 1 к 7.

А. Венедиктов
― Не стал расстраивать.

А. Цыденов
― Он бы не поверил просто.

А. Венедиктов
― Это вас удивило в плюсе. А что вас расстроило, чего вы не ожидали?

А. Цыденов
― Такое количество экологических ограничений.

А. Венедиктов
― Ограничений?

А. Цыденов
― Я сказал, вот эти пять режимов. Я не все запреты сказал, там много других запретов еще действует. Например, у нас экологическая экспертиза проводится на любую стройку: школьное футбольное поле, цветочный ларек – нужно пройти экологическую экспертизу. Сам объект может стоить 200 тысяч рублей и строиться два месяца. Экологическая экспертиза будет стоить 300 тысяч рублей и проходить три месяца. То есть у нас все проходит экологическую экспертизу.

А. Венедиктов
― Ну, может быть, это хорошо все-таки? Планета загрязняется. Может быть, лучше лишний барьер поставить?

А. Цыденов
― Какая проблема от школьного футбольного поля?

А. Венедиктов
― Не знаю.

А. Цыденов
― Но для цветочного ларька, который тут типовой стоит – в чем проблема? Если это производственный объект – без вопросов: делаем экологическую экспертизу. Пусть даже безобидное производство: горшки керамические. Сделаем, ничего страшного. Но когда любое строительство – школы, детские сады, жилищное строительство, другие вещи – по типовым проектам, которые тысячу раз проходили экспертизы – понятно, что ничего страшного нет. Это только затяжка и удорожание, ничего другого. Это один из моментов. У нас Тункинский район весь район является национальным парком, не исключая территорию населенных пунктов. У нас там 42 дошкольных учреждения, только у двух оформлена земля. Всем остальным раз в 5 месяцев приходит уведомление о сносе: «Снесите школу или заплатите штраф».

А. Венедиктов
― Повторю: как я люблю бюрократическое государство.

А. Цыденов
― Ну, закон написан – его исполняют. Все всё понимают, но написано… Хорошо, что это люди делают без фанатизма. Но все равно как факт. Есть прецедент, когда выдали деньги многодетной семье, она построила дом, землю не оформили, потому что нельзя оформить землю. Судебное решение – дом снесли. Ну вот. Дали бюджетные деньги многодетной семье, дом построили, потом этот дом снесли. Поэтому это не защита… То есть там эти поселения по 200 лет стоят. И если вдруг сказали, что это национальный парк – это все ерунда.

А. Венедиктов
― Я знаю, кто будет главным врагом народа. Это будете вы.

А. Цыденов
― Мы сейчас договорились о том, что мы Тункинскому району вырезаем населенные пункты из границ национального парка, а к национальному парку прирезаем как раз именно природную территорию, которая имеет экологическое значение. То есть мы с точки зрения сохранения природы и экологии… мы даже больше на 150 тысяч гектар больше прирезаем, чем урезаем, мы решаем две проблемы: создаем нормальные условия для жизни людей и увеличиваем территорию природоохранной деятельности именно там, где природа, а не там, где люди живут веками, и то, что мы их поставили в неправовое поле, лучше не делает природе, только хуже делает людям. Вот эти удивляющие ограничения природоохраны, которые наложены одно на другое – вот это тоже меня удивило.

А. Венедиктов
― Вот такие простые дни у главы республики Бурятия. Ну, удачи! А мы будем наблюдать.

А. Цыденов
― Спасибо!