Становление бурятской интеллигенции в начале ХХ в. и их основные идеи

Донациональное социальное самосознание бурят, оказавшихся в сфере влияния российского государства, базировалось первоначально главным образом на родовых и семейных узах, а также религии (1).

Религия гарантировала существование мира единоверцев, осознающих и постигающих действительность аналогичным образом, – пространства, в котором точками отсчета были места культа, общепринятый литургический язык, унифицированная культура элиты; религия обеспечивала также приведение истории в соответствие с шаблонами, создаваемыми родовой и племенной памятью.

Коллективное самосознание или, точнее, социальное самосознание предполагает существование некоего «мы» в разные периоды истории. Консолидация «мы» происходит на основе отношения к другим людям, на основе связей, объединяющих данную личность именно с этой, а не с другой группой людей. Данная связь порождает как ряд прав, так и ряд обязанностей, и воспринимается индивидуумом как имеющая экзистенциальное значение для его индивидуальной самоидентификации.

Отношение российского государства к инородцам до середины XIX в. характеризовалось различным подходом к каждой из этнических групп и определялось как интересами российского государства, так и социально-политической ситуацией в том или ином регионе (2).

Во второй половине XIX в. ситуация начала меняться. Социальные и экономические изменения, независимо от чьей-либо воли, разрушали традиционный образ жизни многих нерусских народов. Имеется в виду, прежде всего, развитие промышленности и транспортной сети, урбанизация и уничтожение крепостного права, давшее мощный импульс поддержанному государством колонизационному движению, направленному на заселение русскими Северного Кавказа, севера Казахстана, юга Урала и юга Сибири (3).

Кроме того, начинается формирование современного русского национализма, а у части правящей элиты складывается убежденность в том, что этническая неоднородность России со временем будет все более и более серьезным препятствием на пути создания сильного государства (4).

Для бурят вхождение в состав российского государства означало одновременно расшатывание универсальных до сего времени устоев миропорядка, как в идеологической, так и в сугубо практической сфере. Как оказалось, мир европейцев победителей не может быть описан при помощи существовавших ранее категорий, почерпнутых главным образом из буддизма и шаманизма.

Не существовало понятийного аппарата, который позволил бы рассуждать о мире, обществе и политике в нерелигиозных категориях – тех, которые использовала европейская политическая мысль.

Обстоятельства, сопровождавшие отделение бурят от остальных монголов (установление границы между Россией и Китаем), привели к тому, что они оказались отрезанными как от халхасcких ханов, по отношению к которым они находились в вассальной зависимости, так и от непосредственных контактов с важнейшими религиозными авторитетами: далай-ламой и богдогэгэном.

Можно сказать, что южнее российско-монгольской границы остались не только халхасcкие племена, но и вся политическая жизнь монгольских народов (5).

Отсутствие собственной сильной светской власти способствовало укреплению позиций ламаизма в общественной жизни бурят (прежде всего среди восточных бурят), что, впрочем, полностью соответствовало теократическим тенденциям среди халхов и жителей Тибета.

Дополнением к семейным и племенным узам явились узы религиозные, которые на рубеже XIX и XX вв. стали основой для собственно бурятских теократических теорий.

Потала, Тибет, КНР (фото: Shuo Yang Getty Images)

Как ламаизм проник в сердце кочевника читайте здесь.

Западные буряты, которые под российским владычеством номинально перешли в христианство, оставались и далее в сфере влияния шаманизма.

Столкновение бурят с Россией характеризуется всеми чертами того феномена, который А. Смит называет конфронтацией с организованным согласно современным европейским образцам «научным государством», что, по его мнению, является одним из базовых условий возникновения социального самосознания, национализма и национальной интеллигенции (6).

Появление бурятской интеллигенции

Интерпретация этого столкновения производилась представителями образованной элиты, которая распалась на две группы – первую составили те, кто получил образование в традиционных религиозных школах, вторую – выпускники недавно созданных светских школ, основанных по модели европейского образования.

Началом процесса сознательной модернизации неевропейских народов следует признать распространение печати и прессы, повышение статуса национальных языков за счёт превращения их в письменные языки (в ущерб литургическому языку - старомонгольскому), а также реформу системы школьного образования.

Это происходило на фоне кардинального изменения отношения бурятской интеллигенции к собственному обществу.

Происходили изменения и в формах описания социальной действительности. Помимо традиционных форм анализа начали использоваться модели описания и интерпретации мира, базирующиеся на европейской системе знаний.

Это дало начало появлению бурятской интеллигенции нового формата, свободного от религиозного мировоззрения.

Наиболее адекватно отражающей природу поведения и внутреннего мира интеллигента является определение интеллигенции данное Ежи Шацким.

«Национальная интеллигенция, - пишет Шацкий, - это политические интеллектуалы, которые не только порождают идеи, но также пытаются найти «материальную силу», способную воплотить эти идеи в жизнь. Интеллектуалы обычно приписывают себе не только особое знание, которое должно быть внедрено в сознание менее образованных людей, неспособных выйти за рамки своей обыденной жизни и подняться на уровень созерцания сути. Обычно они приписывают себе также способности совершенно иного рода, а именно умение формулировать то, что те самые необразованные люди чувствуют или же неясно осознают, но в то же время неспособны должным образом вербализовать и упорядочить свои мысли» (Szacki J., Ibid. S. 396.).

В годы Революции 1905 - 1907 гг. бурятская интеллигенция не только с огромным интересом следила за ходом событий в России, но и активно включилась в общероссийский контекст национального движения.

Наибольшую активность в нём проявили деятели народного образования, создавшие союз «Знамя бурятского народа» и «Общество просвещения бурят», целенаправленно ориентировавшие свою деятельность на возрождение традиционных этнических форм культуры, прежде всего буддизма, обладавшего высокими интеграционными возможностями.

Позиция восточников

Национал-демократы, возглавляемые Ц. Жамцарано, Б. Барадиным, А. Доржиевым, настаивали на консолидации бурят в рамках национально-территориальной автономии и создании национальных науки, литературы, искусства на основе обновленного ламаизма и его культурных средств.

Цыбен Жамцарано (1881-1942)

Ц. Жамцарано был хорошо знаком с настроениями различных слоев монгольских народов, прежде всего с рядом бурятских лидеров, знал об их попытках «объединить все группы бурятского населения Забайкальской области и Иркутской губернии на почве угнетенного духовно-правового и экономического положения, развивать правосознание и самосознание массы до общечеловеческих принципов, поддерживать и способствовать развитию существующих коммунистических начал, все более и более расширяя поле их деятельности» (7. С. 170).

Он также знал, что эти настроения разделяет основная масса бурятского народа, за исключением немногих родоначальников, понимая, что «буряты добиваются быть полноправными гражданами и, как таковые, участвовать в политической жизни страны вместе с другими народностями; а как национальность – требуют права на культурное самоопределение» (7. С. 184).

Позиция западников

«Западники» же были настроены пессимистически в отношении бурятского национально-культурного возрождения в условиях капитализма. Они считали необходимым введение единого с русским населением земского управления, скорейшее усвоение достижений европейской культуры с помощью латинизации бурятской письменности.

М.Н. Богданов (1878-1919)

Ярким выразителем идей о необходимости вступления бурят на путь модернизации был М.Н. Богданов, рационально объяснявший будущие результаты русификации и отказа от традиционных форм жизни. Он писал:

«Пока мы оживим застывшую монгольскую литературу и дойдём до создания «шедевров национального художественного творчества», не успеет ли уже раздавить нас всемогущий бог западноевропейской культуры – капитал, который с водворением в России новых форм жизни, мощными шагами пойдёт вперед? Нужно помнить, что мы живём не в эпоху Средневековья, когда каждая маленькая национальная группа могла жить внутри своей ячейки совершенно изолированно от внешнего мира, а в ХХ в., когда процесс капиталистического развития разрушает почти все национальные различия, какими бы китайскими стенами они не отгораживались. Спасение наше не в том, чтобы дрожать над выдуманными нами национальными особенностями, а в возможно скором и прочном усвоении цивилизации. Для этого необходим русский язык…» (8. С. 43).

Предпосылки зарождения политических идей бурятской интеллигенции

Влияние социокультурной и общественно-политической среды России проявилось и в том, что политическое мышление элиты бурятской интеллигенции во многом опережало уровень массового сознания бурятского народа. (9. С. 159).

Лидеры бурятской интеллигенции на всех бурятских съездах, проходивших во время буржуазно-демократических революций 1905-1907 гг. и 1917 г., были заняты юридическим конструированием новой буржуазно-демократической государственности.

1913 г. Ливадия, Крым. Царь Николай II. Празднование 300-летия царствования династии Романовых.

В социальном плане декларировались такие цели, как установление всеобщего равенства, всеобщей справедливости и благоденствия, национальной солидарности бурят для спасения от «пролетаризации» и «капитализации», к которым ведет политика правительства и социал-демократической партии большевиков.

Октябрьская революция и начало Гражданской войны открыли новый этап в истории народов, населявших Российскую империю.

Значение движений национальных меньшинств оценили большевики, сочтя, что идея разделения человечества на народы, стремящиеся к обретению определенных политических прав, может стать хорошей почвой для нахождения общего языка с населяющими Россию народами.

Компромисс был достигнут после согласия новых властей на создание национальных республик взамен на отказ националистических слоев от религии, признание классовой теории общества и доминирующей роли большевиков.

Цыбен Жамцарано на Родине в Аге, 1929

В СССР были созданы национальные административные образования, одним из которых стала Бурят-Монгольская автономная советская социалистическая республика (1923 г.). При этом создатели руководствовались жесткими, вытекающими из сталинского определения нации, критериями, которые предполагали существование «национальной» территории, литературного языка и единой народной культуры (10. С. 296-297).

Был запущен самораскручивающийся механизм образования национальных сообществ, состоящий в восполнении имевшихся «недостатков» в обществах, наделенных статусом союзных или автономных республик, но не до конца соответствовавших названным критериям. Эту цель призваны были решить разнообразные институты (в сфере организации науки, культуры, прежде всего народной, средства массовой информации), которые просуществовали до самого распада СССР.

Политический потенциал национального движения впервые проявился во время Революции 1905-1907 гг., однако одновременно обозначились также проблемы, связанные с сочетанием светского и партикулярного по своему характеру национализма и религиозного универсализма.

Недовольство бурят возбуждали конфискация земель, ограничения, касавшиеся религиозной жизни и образования, а также попытки навязывания российскими властями системы самоуправления, основанной на территориальном принципе.

Царские законники полагали, что сокращение земельных наделов бурят до нормы русских землевладельцев заставит кочевых скотоводов перейти к оседлому земледелию и в целом ускорит русификацию бурят.

Роспуск Степных дум означал ликвидацию самоуправления в бурятских ведомствах и введение волостного управления по русскому образцу с подчинением русским крестьянским начальникам. Власть должна была перейти от сословия нойонов к новым социальным силам, складывавшимся в бурятских улусах в процессе развития капиталистических отношений (11. С. 23).

Объявление правительственных реформ вызвало массовые волнения в Забайкалье в 1903 г. и позже – в 1905-1907 гг.

Этот конфликт интерпретировался как противостояние русских и бурят, при этом оказалось возможным пренебречь племенными и родовыми различиями (характерно, что подобные требования выдвигали после 1905 г. как восточные, так и западные буряты).

Идеи панмонголизма

В это же время заявило о себе течение, подчеркивавшее связь с монгольским миром. Его проявлением стало требование введения монгольского языка в школы и снятия ограничений на монголоязычные издания. Главной целью ратующих за эти лозунги «радикальных народников» стало объединение монгольских народов, а ведущую роль здесь призваны были сыграть буряты (12. С. 143).

Часть бурятской интеллигенции начала движение в этом направлении, стремясь к созданию нового большого национального сообщества с опорой на когда-то существовавшую монгольскую историко-культурную общность.

Это был политический проект, в котором важное значение придавалось созданию собственной государственности как необходимому атрибуту и предпосылке создания нации.

Создать государство, чтобы создать нацию – достаточно распространенная и осмысленная в XIX в. стратегия.

Специфика «панмонголизма» заключалась в том, что нацию предполагалось формировать на базе монгольской историко-культурной общности, давно и прочно разделенной государственными границами.

Теократические идеи ламы Лубсан-Сандана Цыденова

В Бурятии так же, как и в других национальных регионах, не все было гладко. Возникли разногласия между сторонниками национального партикуляризма, подготовившими создание в 1921 г. в Дальневосточной Республике Бурят-Монгольского автономного округа, и приверженцами консервативного религиозного универсализма под предводительством ламы Лубсан-Сандана Цыденова (11. С. 60).

Л-С. Цыденов (1841-1922)

Летом 1918 г. в Забайкалье при поддержке японских империалистов была установлена военная диктатура атамана Г.М. Семёнова.

19 сентября 1918 года в Чите председателем Бурятского национального комитета (Бурнацком) был избран Даши Сампилон.

Даши Сампилон (1891-1938)

Чита была занята войсками Семенова, поэтому он сотрудничал с атаманом. После изгнания белогвардейцев из Забайкалья Сампилон стал одним из инициаторов создания бурят-монгольских автономий в ДВР и РСФСР.

23 января 1919 г. Указ Семенова о призыве бурят на военную службу вызвал недовольство со стороны коренного населения. Весной 1919 г. противостояние усилилось, дело стало доходить до репрессивных действий со стороны семеновцев. Население не хотело отдавать своих сыновей в армию.

Представители верующих обратились к Л.-С. Цыденову с письменной просьбой о принятии населения под свое покровительство для того, чтобы уберечь бурятскую молодежь от призыва в армию.

Организованное Л.-С. Цыденовым теократическое движение носило реформаторский характер. Идея реформирования буддизма легла в основу социально-политического движения и создания теократического правительства.

Политическое значение этого движения состояло в кратковременной попытке основания отдельного государства, которое могло бы дать народу свободу – свободу от военной эксплуатации Семенова, свободу от экономической эксплуатации ДВР.

Семёновские власти объявили Цыденова преступником, созданное им государство было упразднено, а сам Л.-С. Цыденов после нескольких месяцев тюрьмы исчез.

Дилемма бурятской интеллигенции по отношению к идеям коммунизма

Интеллигенция оказалась перед дилеммой: отказаться от общественных идеалов, базировавшихся на некоторых конфессиональных принципах, или принять предлагавшийся победившей партией образ социальной действительности. Отказ от религии, однако, не означал достижения компромисса с коммунизмом, поскольку эта идеология оказалась в определенном отношении изоморфна национализму.

«Нация и класс как альтернативные источники социального самосознания были в принципе несовместимы, поскольку претендовали на аналогичную роль посредника между личностью и человечеством, необходимого для определения места личности в исторической реальности» (13. C. 48).

Стремление избежать выбора между лояльностью по отношению к классу, а точнее к партии, и лояльностью по отношению к нации привело к возникновению национального коммунизма, пытавшегося обосновать необходимость учета некоторых националистических постулатов в ходе строительства коммунистического общества.

1920 г. Первомайский субботник. Уборка площади в Кремле 

На практике значительная часть интеллигенции, согласившаяся сотрудничать с большевиками, давала понять, что именно национальная принадлежность рассматривается ею как важнейшая точка отсчета. Складыванию такой позиции способствовала также политика «коренизации», развернутая ВКП(б) в середине 1920-х гг. (14. С. 385-391).

Существовало несколько вариантов позиций, занятых представителями национальной интеллигенции по отношению к коммунизму. Крайнюю точку зрения выражал В. Трубачеев, представлявший течение национального нигилизма. Между полярными точками обнаружились разнообразные вариации компромиссных воззрений. Некоторые старались найти свою нишу и работать, избегая (насколько это было возможно) политики (Г. Цыбиков), другие пытались найти форму сочетания коммунизма с национализмом, создавая течение, которое можно обозначать как «национальный коммунизм». В числе наиболее видных представителей этого течения можно назвать Ц. Жамцарано и Э.-Д. Ринчино.

Э.-Д. Ринчино (1888-1938)

Сочетание коммунизма и буддизма (ламаизма) предлагали представители обновленческого движения, ярчайшим представителем которого был Агван Доржиев (15. C. 10-17).

Агван Доржиев (1854-1938)

Поиски соответствующей формы сосуществования с коммунизмом не были лишены рациональных предпосылок. В 1920-е гг. в республике начался процесс, который можно определить термином «националистическая модернизация». Он состоял в развитии национальных культурных и образовательных институтов, создании новой интеллигенции, выработке научной основы литературного языка. Его целью было достижение в ускоренном темпе уровня, демонстрируемого европейскими обществами.

Стремительное расширение сферы социальной активности в общественной жизни знаменует первый и наиболее важный этап националистической модернизации.

Началом процесса сознательной модернизации можно считать распространение печати и прессы, повышение статуса национального языка за счёт превращения его в письменный (в ущерб старомонгольской письменности), а также реформу системы школьного образования.

фото: Л. Актинов (infpol.ru)

Это происходило на фоне кардинального изменения отношения бурятской интеллигенции к собственному обществу: адресатами тех идей, которые представители элиты стремились передать при помощи новых или модернизированных средств информации, были все без исключения члены этнического сообщества. Благодаря этому процессу были созданы условия, способствовавшие складыванию нового самосознания в рамках общественного движения, в которое были вовлечены представители иных, кроме интеллигенции, слоев населения.

Б. Андерсон подчеркивал значение «печатного капитализма», «лингвистических революций» и новых способов видения мира (16. С. 100-105), он полагал, что национализм возник благодаря развитию СМИ, в результате чего оказалось, что мысли и чувства людей стали синхронны, похожи друг на друга, стало возможным появление общности людей, которые друг друга не знают, но, тем не менее, воспринимают происходящие события сходным образом.

Крах национальных идей и полное уничтожение бурятской интеллигенции

Начиная с 1928 - 1929 гг., в СССР постепенно сужаются допустимые границы участия национальной составляющей в общественной жизни. В качестве примера можно привести развернувшуюся дискуссию, которая завершилась поражением сторонников сохранения традиционных вариантов письменности, базировавшихся на старомонгольском алфавите (17. С. 176-179).

Дискуссия по поводу алфавита была последней, в которой национальная интеллигенция принимала участие как социальная группа, пытавшаяся руководствоваться в своих действиях стремлением к достижению определенных национальных целей.

1926 г. Москва, ул. Большая Дмитровка. Похороны Дзержинского

Замена традиционных алфавитов совпала по времени с началом борьбы с «правым уклоном» в партии, что предполагало, в частности, преодоление буржуазного национализма, который впервые стал объектом нападок еще в 1920-1923 гг.

В Бурятии атака была направлена на панмонголистов.

Результат - отстранение от власти и вывод из государственных институтов сторонников национального коммунизма или тех, на кого пало подозрение в симпатиях такого рода.

1931 г. курсы артнадзирателей

Наступившие вскоре трагические 1937-1938 гг. положили конец не только попыткам сочетать коммунизм с национализмом, но и уничтожили все поколение национальной интеллигенции, которое пыталось осуществить эту идею.

Практически лучшая часть дооктябрьской интеллигенции, включая художественную и духовенство, была изгнана из страны или уничтожена. Заодно была уничтожена часть новой интеллигенции, воспринявшая традиции прошлого.

Как отмечал В.Ц. Найдаков, произошел новый перерыв постепенности (18. С.2). Это относится ко всем народам без исключения. Но особенно тяжело пострадали восточные народы и их интеллигенция, связанная с цивилизацией и культурой Востока.

Они вынуждены были во многом отказаться от национальных корней, от своих традиций, верований, обычаев.

Многое из культурного наследия, национальных обычаев, традиций было объявлено буржуазным, националистическим, поставлено вне закона.

Деформирующее воздействие на бурятский народ и его культуру оказал 1937 г.: расчленение Бурят-Монгольской АССР на три автономии, выделение части бурят из состава автономии, ликвидация общенациональных, социально-политических и культурных институтов, истребление духовной элиты, лидеров нации.

Идеологизация культуры и чрезмерная централизация власти оказались пагубными, привели к утрате культурного суверенитета и исторических корней.

В течение нескольких лет с учетом потерь, понесенных в Великой Отечественной войне, с политической арены сошло целое поколение людей, у которых был опыт иной, несоветской, политической жизни и для которых выбор между религией, классом и нацией действительно представлял дилемму.

Сноски

1. Мы опираемся здесь на формулировку, предложенную Н. Смельсером в его работе: Smelser N. Comparative Methods in the Social Sciences. Engelwood Cliffs, 1976. Р. 154-168.
2. Kappeler A. La Russie, empire multiethnique, Cultures et Societes de l’Est. Vol. 20. Paris, 1994. P. 105; Национальные окраины Российской империи. Становление и развитие системы управления. ред. с. Г. Агазданов, В.В. Трепалов. Москва, 1997. С. 40.
3. В XIX – начале XX в. число переселенцев составило 16,5–18 млн. (12–13 млн. в южных губерниях и 4,5–5 млн. в Сибири и Средней Азии. (Пайпс Р. Россия при старом режиме. Москва, 1993. С 29.).
4. Победоносцев К.П. Письмо Александру III (4 мая 1882 г.) // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией: Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX вв. / Ред. Н.Г. Федоровский. – М., 1997. – С. 321; Витте с. Ю. Воспоминания… – М., 1962. – С. 375.
5. О политическом измерении ламаизма см. подробнее: Snellgrove D., Richardson H. Tybet. Zarys historii kultury. Warszawa, 1976. S. 156-159; Zentralasien, Fischer Weltgeschichte Bd.16, Herausgegeben G.Hambly. Frankfurt am Main, 1966. S. 256–257.
6. Smith A. Theories… P. 231.
7. Жамцарано Ц. О правосознании бурят (К предстоящим общим реформам) // Сибирские вопросы. 1906. № 2. С. 168–186.
8. Богданов М.Н. Бурятское «возрождение» // Сибирские вопросы. 1907. № 3. С. 38–49.
9. Балдано С.В. Формирование национальной интеллигенции и становление художественной культуры Бурятии (XVIII – начало XX в.) // Власть. 2011. № 6. С. 157–160.
10. Сталин И. Марксизм и национальный вопрос // Сочинения. М. : ОГИЗ; Гос. изд-во полит. лит., 1946. Т. 2. С. 296–297.
11. Елаев А.А. Бурятия: путь к автономии и государственности. М., 1994. 176 с.
12. Ринчино Э.-Д. Документы. Статьи. Письма. Улан-Удэ, 1994.
13. Геллнер Э. Нации и национализм. М. : Прогресс, 1991. 126 с.
14. Санжиева Т.Е. Политика «коренизации» в модернизационном процессе Бурятии // Цивилизационное своеобразие российских модернизаций: региональное измерение : материалы Всерос. конф., посв. 75-летию акад. РАН В.В. Алексеева / отв. ред. И.В. Побережников. Екатеринбург : Банк культурной информации, 2009. С. 385–391.
15. Герасимова K.M. Обновленческое движение бурятского ламаистского духовенства (1917–1930 гг.). Улан-Удэ : Бурят. кн. изд-во, 1964. 179 с.
16. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма / пер. с англ. В. Николаева ; вступ. ст. С.П. Баньковской. М. : Кучково поле, 2016. 416 с.
17. Базарова В.В. Реформа бурят-монгольского языка в зеркале политических дискуссий 1920-х гг. // Власть. 2012. № 6. С. 176–179.
18. Найдаков В.Ц. Проблемы национально-культурного развития народов Республики Бурятия // Бурятия. 1997. 10 апр. С. 2.

Источники:

1. С.В. Кириченко «Бурятская интеллигенция: национализм и национальный вопрос» // Вестник Томского государственного университета. История. 2018. № 51
2. В. Зайончковский «Социальное самосознание татар, бурят и башкир в России и СССР - преемственность или разрыв традиции?» // Политическая наука. 2002. № 4. С. 36-60.