Было ли монголо-татарское иго на Руси?

Российская историография со времен Н. М. Карамзина (1766-1826) базируется на принципе существования монголо-татарского ига при взаимотношении Руси с Улусом Джучи (Золотой Ордой).

Апологеты данной идеи, в дальнейшем превратившейся в концепцию, отмечают сугубо негативные последствия влияния Золотой Орды на Русь, рассматривая русско-ордынские отношения в категориях угнетения и порабощения. В свидетельствах летописцев русско-ордынские отношения определяются термином «пленение» или «воля татарская».

Н. М. Карамзин писал: «Государи наши торжественно отреклись от прав народа независимого и склонили выю под иго варваров». Карамзин отождествил понятие «иго» с понятием «долговременное рабство», заложив тем самым фундамент концепции монголо-татарского ига на Руси.

Карамзин был первым русским историком, который впервые оправдал отставание России от Европы: «Сень варварства, омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу».

Советская историография закрепила и развила данную концепцию уже по идеологическим и политическим соображениям. Ведущую роль в утверждении концепции ига в советской историографии сыграла работа Карла Маркса (1818-1883) «Разоблачение дипломатической истории XVIII в.». В ней начало татарского ига датируется 1237 г., а его окончание - 1462 г. Завоевательная стратегия татаро-монголов, по мнению Маркса, была подчинена следующим целям: во-первых, стремлением увеличить свои силы и сократить, путем массовых убийств, численность покоренного населения, представлявшего угрозу восстания в тылу; во-вторых, стремлением опустошить плодородные земли для превращения их в пастбища. В результате татаро-монгольского ига Московия, воспитанная и выросшая «в ужасной и гнусной школе монгольского рабства», даже после своего освобождения продолжала играть роль раба, ставшего господином.

В постсоветской историографии концепция монголо-татарского ига уже стала историографическим фактом. Концепция ига - столетнего рабства, навязанного извне, позволяла с наименьшими «имиджевыми» издержками для формирования национального самосознания оправдать отставание России от Европы. К тому же она служила основанием для национальной гордости - именно Русь защитила Европу от нашествия варваров.

Необходимо отметить, что в дореволюционной российской историографии употреблялось словосочетание «татарское иго» или «татарское владычество». В первые годы советской власти стало использоваться «татаро-монгольское иго», а в 1960–1970-х гг. в результате очередной трансформации распространение получил термин «монголо-татарское иго». Сегодня уже все чаще историками употребляется термин «могольское иго», «монгольское нашествие».

Впервые современную альтернативную точку зрения на природу русско-ордынских отношений высказал американский историк Ч. Гальперин. На основе анализа современной российской историографии он пришел к выводу о существовании «не здорового ажиотажа» вокруг полемики о монголо-татарском иге. При этом, по мнению ученого, «татарское иго» - это анахронизм, использовавшийся для обозначения «томления и мрака» на Руси. Идея о тотальном «татарском угнетении» скорее продукт средневековой русской мысли, нежели реальное отражение сложившихся русско-ордынских отношений.

Альтернативная точка зрения на природу русско-ордынских отношений содержится в концепции евразийцев. Классики евразийства абсолютизировали восточную доминанту исторического развития России. Они придерживались тезиса о формировании Московской Руси под непосредственным влиянием Монгольской империи.

Так, Н. С. Трубецкой (1890-1938) отрицал возможность Киевской Руси эволюционировать в более развитое государство. Данный период он интерпретировал как совокупность мелких, враждующих между собой княжеств, не способных справиться с главной географической задачей - осуществлением товарообмена между Балтийским и Черным морями. В силу этого они были обречены на постепенную ассимиляцию европейскими державами. Формирование государственности Московской Руси, по мнению Н.С. Трубецкого, проходило под непосредственным влиянием Монгольской империи и в специфической религиозной атмосфере.

Ставя под сомнение тезис о «свержении татарского ига», Н. С. Трубецкой отмечал, что имело место не «свержение ига», а распространение власти Москвы на территории, подвластные Орде, то есть «замена ордынского хана московским царем с перенесением ханской ставки в Москву».

П. Н. Савицкий (1895-1968) также отмечал, что Киевская Русь была образована в период ослабления общеевразийских объединительных тенденций, а благодаря монгольскому завоеванию Русь была втянута в общий ход евразийских событий. При этом Москва стала наследницей монголов и приняла общеевразийскую объединительную роль.

Э. Хара-Даван (1883-1941) писал, что в результате политики монголов, всюду вводивших установленные еще при Чингисхане порядки, они дали покоренной им стране основные элементы будущей московской государственности: самодержавие, централизм, крепостничество.

Л. Н. Гумилев (1912-1992), развивая евразийское видение в отношении монголо-татарского периода в истории Руси, считал, что монголо-татарский период не стал тяжелым и разрушительным игом, приведшим к отсталости России, как это было принято в отечественной историографии, а, наоборот, союз с Ордой спас Россию от масштабной угрозы со стороны Запада и католической веры.

Сегодня историки склоняются к идее о невозможности интеграции кочевников с земледельцами в средние века. Со стороны Золотой Орды «иго» носило лишь политический характер, ограничивалась вассальной зависимостью земледельцев и горожан от кочевников. Кочевая аристократия, как правило, устранялась от непосредственного управления завоеванными территориями в силу совершенно иных сложившихся общественных отношений у оседло- земледельческих государств. При этом земледельцы и кочевники продолжали жить отдельно в собственных хозяйственных зонах и сохраняли различные социально-экономические структуры. Тем самым русско-ордынские отношения характеризовались позицией «дистанционной эксплуатации».

Размер «ордынской дани», установленный в 1275 г., с этого времени не претерпевал значительных изменений. Дань, составляющая 1/10 крестьянского дохода, не была обременительной. При этом она была нерегулярной (примерно раз в 7– 8 лет). Большая часть «ордынской дани» оставалась у русских князей, отвечавших за сбор дани. Отношения русских князей и ханов Золотой Орды определялись преимущественно посредством процедуры выдачи ярлыка на княжение.

Идея сопротивления ордынской власти в русском общественном сознании того времени, скорее всего, возникла как реакция на исламизацию Золотой Орды, а также вследствие изменения идеологических настроений после победы в Куликовской битве и осознания возможности противостояния Орде. Без этих факторов русско-ордынские отношения были бы продолжены.