Этнический принцип сословий в Монгольской империи и в улусе Дай Юань

Тэмуджин, силой объединив под своей рукой все разрозненные монгольские племена, в 1206 году на первом общемонгольском хурале у истоков реки Онон был провозглашён великим ханом всех монголов и принял имя Чингисхан. В те далекие времена и поныне монголоязычные народы называли и называют свою ойкумену — великое озеро Байкал — Шэнгэс-далай (бур.-монг. шэнгэн – жидкость, шэнгэс – море).

Озеро Байкал (vsegda-pomnim.com)

Народу-войску, сформированному на основе родового признака в XII - XIII вв., в среднеазиатских государствах, на Руси и в Европе равных не было.

В середине 20-х гг. XIII в. монгольские тумены подчинили себе Северный Китай, Среднюю Азию, Северную Индию, беспощадно уничтожая всех непокорных.

Ещё при жизни Чингисхан разделил огромную империю между сыновьями на улусы, которые были в составе единого государства ещё 40 лет после его смерти (1227 г.). Улус Угэдэя – собственно Монголия и Северный Китай, улус Чагатая – Средняя Азия, улус Джучи – пространства к западу и югу от Иртыша до Уральских гор, Аральского и Каспийского морей. В 40-х гг. XIII в. выделился ещё один улус, охватывающий часть Ирана и Закавказье, который был отдан внуку Чингисхана Хулагу.

Великая монгольская империя, существовавшая почти два века (1206-1368), оказалась исключительно боеспособной и жизнеспособной благодаря трём факторам:

Единое политическое целое монгольских улусов было спаяно на основе так называемого закона Чингисхана - Ясы.
По приказу Чингисхана все стратегические вопросы управления улусами решались на съездах чингисидов и монгольской знати (курултае). Понятие курултай вошло в употребление на рубеже XII—XIII веков, когда Чингисхан объединил монгольские племена, жившие до тех пор каждое обособленной жизнью. Это слово впервые упоминается в последней 282-ой параграфии Сокровенного сказания монголов в форме «Yeke Qurilta» (совр. монг. ехэ хуралдай; буквально: большой съезд). По Ясе курултаю было придано огромное значение.
Улусами управляли только чингисиды по принципу крови. В результате монгольских завоеваний, политическая гегемония находилась в руках выходцев из Монголии и их потомков. На менее ответственные посты назначались не только монголы, но и иноплеменники, делом доказавшие свою преданность имперской нации.

Монгольские властители, при всём своём восприятии внешних атрибутов иных традиций, оставались монгольскими ханами, относившимися к подвластным народам как к объекту эксплуатации, а к их землям, как к источнику ресурсов, необходимых для функционирования единого монгольского пространства. Нельзя отрицать, что все реформы на новых территориях проводились, в первую очередь, в интересах монгольских завоевателей, хотя объективно некоторые из них положительно сказались на жизни подвластных народов.

Во время Монгольской империи были созданы предпосылки для беспрецедентной интеграции между культурами, религиями и цивилизациями, хотя осуществлялось это зачастую посредством насильственного переселения массы людей в нарезанные улусы. Более того, деятельность правителей улусов (чингисидов) и их окружения заложила фундамент государственности в современных границах стран Центральной Азии – включая Казахстан и среднеазиатские республики. И, вполне понятно, почему сегодня историография этих народов настойчиво подчёркивает многоэтничный фактор их обществ как важнейший вклад в нациестроительство. В Китае Хубилай-хан объединил разрозненный столетиями Китай в единое государство, причём принятое им административное деление сохраняется до сих пор.

Категории подданных в Монгольской империи и в Великой Юань (1206-1368)

Свидетельством в пользу сказанного является система государственного управления улусами в Монгольской империи, которая базировалась на основе примата монгольской нации в сословной иерархии. Этнический принцип сословий на захваченных территориях наиболее отчётливо функционировал в улусе Дай Юань (кит. 元朝) в Китае, так как был законодательно закреплён Хубилай-ханом. В Великой Юань (1271–1368) китайцы являлись самой многочисленной и самой неравноправной частью населения собственной страны.

В юаньском законодательстве различались четыре категории подданных, в основу определения которых был положен этнический принцип.

Наибольшими привилегиями обладали монголы, за которыми было закреплено командование войсками и руководство практически всеми административными ведомствами.

Следующим за монголами по статусу и привилегиям этническим сословием являлись так называемые по-китайски сэжэнь или сэму, сэму жэнь (дословно: «цветноглазые»), а в широком смысле «люди разных рас», к каковым относились иностранцы, прежде всего выходцы из «Сиюй» («Западного края»), то есть из стран, лежащих к западу от Китая, в число которых входили представители тюркоязычных народностей – уйгуры, кыпчаки, канглы, карлуки, аргыны; ираноязычные, в том числе мусульмане – таджики, персы, и православные христиане – асы или аланы с Кавказа, а также арабы, тангуты, тибетцы, индийцы, кашмирцы, евреи. К сословию сэму также относились и служившие монголам в Китае выходцы из Западной Азии и Европы – христиане несторианского толка сирийцы, армяне, русские, западноевропейцы, из которых самыми заметными были итальянцы, а Марко Поло, купец из Венеции и приближенный Хубилай-хана, служил ему в Китае 17 лет.

Третью ступень в этой пирамиде власти занимали ханьжэнь. Эта категория включала в свой состав не только китайцев-северян, но и китаизированные народы Северного Китая, Маньчжурии и Кореи – киданей, чжурчжэней, бохайцев, корейцев. Причём чжурчжэней, знавших китайский язык, монгольские правители относили к ханьжэнь, а не знавших – к монголам.

Низший разряд свободного населения составляли наньжэнь («южане»), то есть китайцы из завоеванной Южной Сун, с юга Китая, образовавшие самую многочисленную и неравноправную часть населения Юаньской империи.

Численность китайского этноса и размеры населяемой им территории предопределяли неизбежность культурной неоднородности этой этнической общности. Конкретные исторические условия способствовали тому, что наиболее значимым и ощутимым уже на сравнительно раннем этапе этнической истории китайцев стало их деление на «людей севера» и «людей юга». Противопоставление северян и южан, реально существовавшее в сунское время, было воспринято как данность монголами во время завоевания Китая и узаконено ими. Те немногие китайцы, которые были привлечены монголами на государственную службу, как правило, принадлежали к числу северян. Отдельные исключения в этом отношении только подтверждают правило. (6, с. 265)

При всём этом, самого Хубилай-хана трудно обвинить как в ксенофобии по отношению к китайцам, так и вообще в каких-либо этнических предубеждениях. Например, когда при юаньском дворе в 1287 году обсуждался вопрос о назначении на должность некоего Чэн Цзюйфу, его кандидатура была отведена на том основании, что он наньжэнь, то есть китаец с Юга. Это, однако, вызвало неудовольствие Хубилай-хана: «Вам ведь никогда не приходилось предоставлять пост южанам, откуда же вы знаете, что они не на что не годятся!» (6, с. 265).

Также повёл себя Хубилай-хан накануне похода на Японские острова. Как свидетельствует «Юань ши»: «Некий Пэнфэй в ведомстве по делам политического управления выдвинул предложение покорить Японию в своём докладе на имя императора (Хубилая)… Император будто бы сказал: „Пэнфэй, хотя и нань-жэнь, но мы знаем его способности. Пока послушаем его…“» (10, цз. 122, с. 27379).

И ещё, Хубилай-хан был справедливым государем. Известен случай, когда Хубилай-хан приказал первыми из отличившихся в боях воинов наградить не монголов, а тюрков-кыпчаков, служивших в его войсках. Когда их военачальник Тутуха возразил: «По закону о наградах первыми награждают монголов», Хубилай-хан ответил: «Не смей проявлять гордыню и отказываться. Монголы по имперскому закону должны быть первыми, но в бою мы все равные» (10, цз.128, с. 27440).

Есть известное изречение китайского философа II века до н.э. Лу Цзя: «можно завоевать империю, сидя на коне, но нельзя с коня управлять ею», которое лучше всего подчёркивает гибкость монгольских правителей.

Завоевав империю «сидя на коне», то есть военным путём, монголы, управляя ею, оказались способными к эволюции и восприятию ценностей другой, отличной от монгольской, цивилизации. Это было обусловлено прагматическими соображениями для наиболее эффективной эксплуатации подвластных масс в собственных интересах. Однако эта эволюция в конечном итоге привела к ассимиляционным процессам: уже в XIV веке завоеватели стали растворяться в новой среде забывая свою культуру, язык, письменность. На западе империи этому способствовали принятие в начале XIV века ислама в качестве официальной религии и междоусобицы, на востоке – китаизация монгольского двора и знати, а также ослабление монгольской власти из-за коррупции и утраты пассионарности.