С чего начинается родина для казахов Монголии

Мигранты и диаспоры – одни из главных героев современной науки (а также журналистики, экономики и даже спорта). Всем интересно, как живут, работают, страдают и приспосабливаются к новой среде мигранты в больших и малых городах глобального севера. Но есть и те, кто остался позади – в деревнях глобального юга. Геополитическое разделение на глобальный север и глобальный юг подразумевает условное деление мира на «богатые северные» и «бедные южные» страны, развитые и развивающиеся. 

Так сложилось, что эти получатели денежных переводов и объекты западной благотворительности вызывают куда меньше общественного интереса. Однако неверно думать, что это немобильное население прозябает. Оно буквально сохраняет на карте мира неповторимые места, которые иначе разрушились бы как физически, так и в памяти и культуре людей – в том числе и тех, кто уехал в «глобальный город».

Когда речь заходит не об уехавших, а об оставшихся, в игру вступают географы. Дело в том, что география в последние 30 лет занимается не только ледниками, морями, размещением фабрик и распределением транспортных потоков, но и тем, как место(конкретное) и пространство (общее) влияют на повседневный опыт людей.

Авторы нового исследования Холли Р. Баркас (США) и Амангул Шугатай (Монголия) разработали концепцию «эластичности места». Речь идет об особых отношениях с родиной, которые мигранты поддерживают всю жизнь, независимо от того, где находятся. И те, кто остались позади, иными словами, сельские немигранты, выступают тут своего рода «якорями» памяти и представлений о родине. Мигранты, переходя на чужой язык и вливаясь в чужую культуру, могут без этих «якорей» и забыть об отчизне.

В 2015-2016 годах географы взяли 100 полуструктурированных (по вопроснику) и 36 биографических интервью у казахских мигрантов в Улан-Баторе. Ученые спрашивали о повседневной жизни людей, об их культурных практиках и нормах, карьере и хозяйстве, отношении к малой родине, о роли миграции в их биографиях.

Пейзаж Баян-Улгия. Фото Kai Hendry с сайта Wikipedia.org

Бесконечный тупик

Идея «эластичности места» объясняет парадоксальный факт: человек может уехать далеко от своей (малой) родины и пробыть на чужбине долго, но от этого его привязанность к родине не становится слабее – иногда даже наоборот, усиливается. Поддерживается такая привязанность не сама собой, а благодаря связке мигрантов с немобильным населением. Именно это сохраняет привязанность к родине как важный и осмысленный фактор для всех в этой связке – фактор, действующий вопреки давлению времени и пространства.

Полностью статью Холли Р. Баркус (Holly R. Barcus) и Амангуль Шугатай (Amangul Shugatai) «Immobile populations as anchors of rural ethnic identity: Contemporary Kazakh narratives of place and migration in Mongolia» можно прочесть по ссылке.

В западных социальных науках чрезвычайно укрепилась вера в неумолимость глобализации и безальтернативность миграции в поисках лучшей жизни. Поэтому естественная любовь людей к родине долгое время воспринималась лишь как защитная реакция бедных и обездоленных на глобальный капитализм. Далеко не сразу возникло понимание, что людям на самом деле может нравиться жить в своих деревнях, кишлаках и городках, и они не обязательно хотят съехать в Москву или Нью-Йорк. Правда, и тогда социологи объясняли это чисто материальными интересами: «немигрантом» становится тот, кому выгоднее остаться, у кого хорошие связи и ресурсы на местах. Географы же увидели тут другое: привязанность к месту, к малой родине является ценной сама по себе, а не просто как идеологическое оправдание нежелания уехать и интегрироваться в глобальную массу мигрантов.

Казахи составляют примерно 3,86% населения Монголии, причем сконцентрированы они в двух западных аймаках (провинциях) – Баян-Улгий и Ховд. В девяностые годы и в начале двухтысячных в рамках политики Казахстана по репатриации представителей титульного народа (оралманов) многие монгольские казахи уехали из страны на историческую родину. Однако потом разработка месторождений золота и меди в Монголии запустила рост экономики: стали создаваться новые рабочие места, появились и новые возможности.

В самом же Казахстане оралманы столкнулись с трудностями интеграции, в частности, имелись очевидные проблемы с трудоустройством. Все это вместе взятое заставило многих казахов сделать выбор в пользу переезда в столицу Монголии Улан-Батор. Особенно привлекательным этот город стал для молодых казахов: многие из них получали хорошее образование (в Турции, США и Европе), а потом возвращались в Монголию уже на серьезные должности в транснациональных корпорациях.

Быт монгольских казахов. Фото с сайта Beforethey.com

За 2000-е годы казахов в Улан-Баторе стало на 52% больше (их количество выросло с 6439 до 9817 человек в 2010-м), однако их доля в населении быстро развивающегося мегаполиса сократилась с 0,9 до 0,7%. По сравнении с Баян-Улгием, где казахов подавляющее большинство (88,6% на 2015 год), здесь их не просто мало, но они еще и рассеяны по всей монгольской столице. В западном аймаке казахская культура и традиции очень сильны (даже сильнее, чем в Казахстане – по крайней мере, есть такое мнение).

Характерные юрты, еда, ремесла, музыка, везде мечети, вывески и реклама на родном языке – все это видимые маркеры мощной казахской идентичности, четко привязанной к конкретному региону (Баян-Улгий). Вместе с тем этот аймак – очевидный географический и карьерный тупик, далекий от мест новых возможностей (Улан-Батора и Казахстана). Однако при этом он не забыт и продолжает играть важную роль в жизни казахов, уехавших за тысячи километров от него.

Любить любят, но жить не хотят

Так почему же Баян-Улгий не забыт, и в чем его особая роль? Очевидно, в той самой «эластичности места», о которой говорят географы, раскладывающие это понятие на три главных компонента – портативность, связь с местом и постоянство. Портативность предполагает, что даже переехавшие в Улан-Батор или за границу казахи поддерживают связь со своей малой родиной – с помощью семейных связей, чтения местной прессы и т.п. Связь, в частности, проявляется и в том, что многие открыто выражают желание быть похороненными именно тут, в Баян-Улгие.

Правда, отношения с малой родиной тут подвергаются некоторому испытанию: ездить в Баян-Улгий сложно и дорого – сначала нужно лететь на самолете, а потом долго трястись по плохим дорогам. Для пожилых и детей это оказывается серьезным препятствием, но остальные посещают родину примерно раз в год.

Монгольский казах на окраине Улан-Батора. Фото с сайта Azattyq.org

Однако интернет и социальные сети отчасти решили проблему расстояний. Как следствие, Баян-Улгий постоянно присутствует в жизни улан-баторских мигрантов: они постоянно находятся на связи со своими родственниками на западе Монголии и в Казахстане. Как говорят информанты, «мы общаемся иногда каждый час и каждую минуту». Присутствию деревни в жизни горожан помогают и регулярные визиты в город сельских родственников (на свадьбы и не только).

Вторая основа «живучести» места – это личные связи с ним, опыт проживания там. Для казахов, где бы они ни находились, Баян-Улгий продолжает жить в детских воспоминаниях о стадах коз, живописных пейзажах, об играх среди рек и гор.

«Я очень многому научился. Я научился нашей культуре… Там стояло три дома – бабушкин, тети и дядей. Я узнал, как они связаны друг с другом и с нашей семьей. Меня научили доить коз. Я ловил их на пастбище и чувствовал себя большим. Иногда мы взбивали молоко и делали масло. Я помню, как мы делали курт, и теперь сам могу его делать», – рассказывает юный информант, родившийся в Улан-Баторе.

Его опыт говорит о том, насколько важны поездки на малую родину для встраивания в свою культурную традицию и сохранения привязанности к месту даже у тех, кто не родился в Баян-Улгие.

Монгольские казахи работают на пастбище. Фото с сайта Beforethey.com

Рассказы о малой родине имеют обычно ностальгический оттенок.

«Люди там более дружные, и отношения у них лучше… Двери никогда не запирали – в любой дом можно было зайти. Жизнь, может, была и небогатая, но люди в целом были счастливы, мне кажется. Я помню из детства, как все помогают друг другу».

Другой информант вспоминает:

«Какие хорошие дни там были по пятницам! Молитвы, потом семейный завтрак, или обед, или ужин, чего я сейчас не вижу в Улан-Баторе. Сейчас пятница – просто обычный день недели, но тогда (в Баян-Улгие) это был большой праздник. Вся наша семья ела вместе, родители читали молитвы за всех, кто жил рядом, и за наших прадедушек».

Ностальгические чувства и идиллические воспоминания подкрепляются редкими визитами на малую родину – прежде всего на праздники, свадьбы и на отдых. Любопытно, что улан-баторские информанты всячески превозносят счастливую жизнь в Баян-Улгие, благодарят своих родственников там за то, что те сохраняют бесценные традиции, но сами никакого желания переселиться на запад Монголии не выражают. Они отлично сознают, что там убогие жизненные условия, мало возможностей заработать или получить образование. То есть память о месте, привязанность к месту, идиллия места для них самодостаточная ценность: достаточно знать, что моя прекрасная родина есть, там живет кто-то, туда можно иногда приехать или отправить туда детей – и этого довольно.

Наконец, третья опора «эластичности места» и живучести малой родины – это регулярное возобновление связей с ней. По мнению ученых, такая регулярность осуществляется двумя способами. Прежде всего, это праздники казахской культуры, которые часто проводят в Улан-Баторе (их посещает 82% информантов). Речь идет как о религиозных праздниках, так и о светских мероприятиях – Наурыз (Новый год) или фестиваль охоты с орлами. На праздниках казахи из Баян-Улгия встречаются со своими друзьями и родственниками, переехавшими в столицу. Второй формой связей с местом выступает регулярная отправка детей на лето в село – ради пребывания на природе, свежем воздухе и возвращения к народным традициям. Информанты подчеркивают именно географическую сторону этого опыта: так у молодого поколения возникает и закрепляется память об уникальных ландшафтах малой родины, которая живет в них, где бы они потом ни оказались.

Виртуальная география

Что самое ценное в этом американо-монгольском исследовании? Наверное, то, как географы берут понятную и, в общем, очевидную связь мигрантов с малой сельской родиной – и разбирают ее с помощью сложного аналитического аппарата. В результате открывается нетривиальная вещь: существует не только физический Казахстан, Баян-Улгий и Улан-Батор со своим населением, ландшафтом, экономикой. Эти места постоянно производятся и воспроизводятся в памяти и жизненных практиках людей, они служат основой для установления их идентичности.

Помимо Баян-Улгия как аймака на западе Монголии есть (и он более значим) Баян-Улгий как функция и воображаемое пространство. В этом пространстве строится жизнь и представления десятков тысяч казахов, рассеянных по миру, вспоминающих его, ностальгирующих по нему и отправляющих туда своих детей.

Артем Космарский