Первые контакты русских и бурят, и процесс интеграции (XVII—XIX вв.)

С конца XVI века Московское царство начало присоединение сибирских земель. И уже в XVII веке отряды казаков достигли Тихого океана. В ходе экспансии на восток в 1628 г. русские землепроходцы вышли в Предбайкалье, где впервые соприкоснулись с бурятским населением.

Первые контакты русских и бурят

Первые документы, в которых встречаются сведения о бурятах, («братах» – в документах того времени) отражают представления томских воевод о них как о воинственном многочисленном народе, наряду с киргизами выступавшем в роли соперника русских завоевателей в покорении и обложении данью народов Восточной Сибири [Б. З. Нанзатов, 2008].

В 1628–1629 гг. состоялась первая встреча бурят и русских, во время которой произошёл обмен дарами, в то же время воспринимаемый русскими как факт обложения данью бурятского населения.

Однако «мирный» этап быстро оборвался в 1629 г. после погромов отряда Якова Хрипунова и присоединившихся к нему красноярских казаков.

Период 1630–1650-х годов можно охарактеризовать как полномасштабную войну за независимость между бурятами и русскими завоевателями. Весной 1631 г. произошло столкновение енисейского отряда с ашибагатами князя Кориндея.

В 1634 г. из Москвы приходит указ, в котором против непокорных бурят разрешено отправлять «многих служивых людей с огненным и со всяким боем и велим их разорять, самих побить, а жон их и детей их в полон поимать, так же учинить, как и Яков Хрипунов с нашими служивыми людьми учинил, и та им будет кровь самим от себя за своё непослушание и измену».

В этом же году в Братский острог во главе отряда в 105 человек с карательной миссией прибывает Дунай Васильев. Намереваясь подчинить икинатов, отряд двинулся к бурятским улусам, где был полностью уничтожен, после чего буряты дотла сожгли Братский острог.

В 1641 г. на Лене недалеко от устья Куленги Мартыном Васильевым ставится Верхоленский Братский острог. В этом же году русские разбили эхиритского князя Шебтухэя (Чепчегуя), представителя племени хэнгэлдэр, из которого происходила правящая элита эхиритов. 2 апреля 1643 г. из Верхоленского острога отправляется карательный отряд во главе с Иваном Курбатовым и Василием Горемыкиным. Русские напали на эхиритские улусы, где захватили ясырь и скот. Через 11 дней они были окружены крупным военным отрядом бурят до 600 человек. После тяжёлого боя русские одержали победу. Далее, 21 июня того же года Иван Курбатов отправился к Байкалу, где встретил хоринцев и батулинцев. 14 сентября отряд Курбатова, построив суда, переправляется на остров Ольхон, где хоринцы, отказавшись платить ясак, напали на русских.

В 1651 г., по сведениям А. Оленя, в районе Братского острога восстали практически все ангаро-окинские буряты. В этом же году буряты осадили Братский острог с целью его полного уничтожения. К местным ангаро-окинским бурятам (икинатам) присоединились ангарские буряты Букиева улуса (букоты) вместе со своими кыштымами, мстившие Оленю за погром их улусов в 1647 г. Сжечь острог не удалось, однако были вытоптаны все пашни.

В 1652–1653 гг. состоялась новая карательная экспедиция атамана Петра Бекетова вверх по Ангаре на Осинский остров, где он ушёл от бурят, которые пообещали догнать его в устье Белой; если не получится там, то в устье Голоустной либо за Байкалом. Угрозу встретить их в устье реки Голоустной буряты сдержали, однако Бекетов, побоявшись столкновения, поднял паруса и пошёл через Байкал.

Таким образом, динамика первых русско-бурятских контактов показывает естественный процесс противостояния, в котором буряты отстаивали независимость, а русские расширяли границы молодого Российского государства. Следующим этапом борьбы становится период восстаний бурятского населения, закончившийся к началу XVIII в., когда хори приняли окончательное подданство русского царя и в подражание бурятам (булагатам, эхиритам, икинатам, ашибагатам и др.) стали именоваться с этого времени бурятами. Закончилось присоединение Бурятии к России лишь к 1727 г., когда 20 августа на р. Бура, притоке р. Аргунь, был подписан Буринский договор об установлении русско-китайской границы от Саян до Аргуни [Б. З. Нанзатов, 2008].

Процесс интеграции

К началу XVIII века в состав Российской империи уже входили значительные территории, населённые народами, которые исповедовали шаманизм и буддизм.

Политика властей по отношению к покорённым народам обусловливалась малым количеством государевых войск на востоке. Исследователь Андрей Зуев подчёркивает экспансивно-колониальный характер продвижения империи на восток. Сопротивление народов Сибири и Дальнего Востока он назвал русско-аборигенными войнами, причиной которых были эксплуатация и уничтожение коренного населения казаками-землепроходцами.

Василий Иванов отмечает, что отношения между русскими и аборигенным населением особенно усложняли злоупотребления глав казачьих отрядов. Широко известны «зверства» и «непотребное поведение» Хабарова, Стадухина и прочих атаманов.

Николай Никитин и Михаил Кречмар считают, что для интеграции аборигенного населения в состав русского подданства использовались особые «добровольно-принудительные» стратегии наподобие института аманатства.

Аманат — особого типа заложник, как правило, старший сын местного бурятского нойона, который изымался из родной среды и помещался в русскую, где овладевал русским языком, пропитывался культурой, а затем, спустя много лет, возвращался обратно. Статус такого аманата был двойственным: если управленческая политика его отца «на местах» соответствовала магистрали имперской власти, вернувшийся аманат часто выступал одним из основных проводников русской культуры, если же нет — выступал в роли заложника, позволявшего власти эту политику корректировать.

Обращение в православие

В Российской империи русификация была частью государственной политики [Долбилов, 2010, Земскова, 2002], которая облекалась в конкретные правовые документы и решения местных и центральных властей. Её проводниками на начальном этапе были представители разных социальных групп русского населения — крестьяне-переселенцы, ссыльные, промысловики, торговые люди, чиновники. По причине того, что этническая и религиозная идентичность неразделимы, особое место среди них занимали священнослужители-миссионеры, которые целенаправленно проводили христианизацию, а русификация становилась ими как неизбежное, желательное или нежелательное обращение в православие [Софронов, 2007].

В таком «неблагонадёжном» регионе, где значительное число жителей было не православным, самодержавие желало скорейшей русификации так называемых «инородцев» и приобщения их к русской государственности. Для этого необходимо было коренное население приспособить к русскому быту через распространение у них православия, земледелия и образования.

Епископ Мартиниан (1820-1898) отмечал, что жители, ведущие кочевой образ жизни, после принятия крещения изъявляли желание жить «по-русски», то есть осёдло, перейдя при этом от скотоводства к земледелию. В отчёте о миссионерской деятельности за 1870 г. он отмечал: «Без колонизации нельзя ожидать ни обрусения, ни христианского воспитания инородцев. Епископская точка зрения, что для того, чтобы беспрепятственно следить за образом жизни крещёных инородцев, необходимо удалить их из языческой среды, поселить около миссионерских станов, а для их обеспечения надо выделить землю».

Владыка Вениамин (1825-1892), который всегда прямо и открыто высказывал свои взгляды, говорил, что при учреждении миссионерских школ в Забайкалье преподавания в них должны вестись не на местных языках, а на русском.

Русский востоковед, педагог-миссионер Николай Ильминский (1822-1891) отмечал, что необходимо постепенно увеличивать перевод церковных текстов на языки народов Российской империи. В одном из писем обер-прокурору Св. Синода К.П. Победоносцеву он писал: «Надо убедить инородца, что он и при его образе жизни может быть христианином: что и в юрте живя, и нося свою национальную одежду, и занимаясь охотой и рыболовством, он может жить по-христиански, по-Божески».

Военный губернатор Забайкалья Дитмар (1821-1894) считал, что «распространение образования между инородцами могло вызвать желание переменить кочевой образ жизни на осёдлый и послужить средством слияния с русским населением».

Роль карымов

В процессе русской колонизации Бурятии и Забайкалья в XVIII-XIX веках особую роль в деле русификации инородцев сыграли карымы – потомки русско-бурятских браков. Слово «карым», по мнению ряда исследователей, происходит от бурятского слова «харим» — чужак, отчуждённый, отделившийся [Бураева, 2000].

Карымы выступали в качестве культурных посредников. Например, карымы часто становились священниками, которые были достаточно успешны в миссионерской деятельности благодаря своему происхождению. Мелетий пишет, что в составе Забайкальской миссии было три священника из бурят, два диакона из бурят, три переводчика из бурят и один из орочен, одна учительница из буряток, выпускница курсов в Иркутском училище девиц духовного ведомства [Мелетий, 1888]. Карымы стали «культурными брокерами» и в рамках системы образования. Священники, многие из которых происходили из карымов, организовывали училища и становились учителями для местных детей [Бураева, 2000].

В Забайкальской области по данным Всероссийской переписи населения 1897 г. проживало 10 491 карымов. Карымы и вновь крещёные буряты, как правило, стремились определить себя как русских.

Так, епископ Вениамин описывает крещёных бурят: «Почти все крещёные буряты понимают больше русский язык, чем книжный монгольский, и стыдятся самого имени бурят, предпочитая называться русским» [Вениамин, 1868].

Унификация управления

Во второй половине XIX в. русификация выражалась в стремлении к унификации управления над русским крестьянством и инородцами. Власти, как на правительственном, так и на местном уровнях, прилагали усилия по ликвидации или исправлению особого положения аборигенов, узаконенных Уставом 1822 г., а именно: упразднение поразрядной системы и причисление аборигенов в разряд осёдлых, что, по мнению власти, способствовало бы и развитию сельского хозяйства. Важную роль в этом направлении сыграли законодательные акты и административные мероприятия. К ним следует отнести законы 8 июня 1898 г. «Временное положение о крестьянских начальниках», «О видах на жительство для инородцев» и решение Государственного совета о распространении на сибирских аборигенов действия паспортной системы. Политику власти поддерживало и православное духовенство. Вениамин, архиепископ Иркутский и Нерчинский, считал, что в целях распространения христианства необходимо ликвидировать льготы инородцев.

Таким образом, земледельческая колонизация, административно-правовая и социокультурная унификация признавались необходимым условием русификации.

Миссионерская деятельность в Забайкалье и Предбайкалье

Условия, в которых осуществлялась миссионерская деятельность среди автохтонного населения Забайкалья и Предбайкалья, были разными. Уровень их социальной организации, степень и форма институционализации традиционных верований, наличие письменности и даже климатические условия существенно различались. Все эти факторы определяли возможность регулярного взаимодействия миссионеров и новообращённых. Так, очевидно, что деятельность и взгляды забайкальских миссионеров, в отличие от предбайкальских, были в какой-то степени обусловлены необходимостью противостояния сильному влиянию на бурятское население монгольского ламаизма.

В Забайкалье власть открыто не препятствовала исповедованию буддизма, однако приветствовала переход в православие, в частности освобождая от налогов и зависимости от местных старейшин.

В 1853 году было принято решение уменьшить количество дацанов и лам. «Положение о ламайском духовенстве Восточной Сибири» предусматривало штатное расписание на 34 дацана 285 лам. Ламы, не вошедшие в штат, должны были вернуться в свои селения. Создание новых дацанов запрещалось, а строительство новых «ламских домов» разрешалось только с разрешения генерал-губернатора.

Огромный вклад в принятие православия бурят Предбайкалья внесли священники-миссионеры. Как отмечает исследователь Нина Белобородова, которая на протяжении 30 лет по крупицам собирала информацию о православном приходе Усть-Ордынской Троицкой церкви Иркутской епархии, в 1861 году была учреждена Иркутская духовная миссия, ставившая перед собой цель: распространение православия среди языческого населения в местах массового поселения.

«Самая сложная проблема – языковая, – отмечает Нина Белобородова. – В то время, за исключением богатых бурят, население русским языком не владело. А ведь нужно было вести миссионерскую работу по духовному окормлению. Первое время отправляли миссионеров для учёбы в Санкт-Петербургскую академию, там изучали старо-монгольский язык и переводили на него же духовную литературу. Но когда эти книги получили в Иркутской епархии и стали по ним служить, то местное население не понимало, на каком языке велись службы. Бурятская интеллигенция помогла с переводом – владыка Парфений создал переводческий комитет. Николай Семёнович Болдонов, который блестяще окончил Иркутскую духовную семинарию, первым перевёл Евангелие на бурятский язык».

Число осёдлых иркутских бурят по сравнению с кочевыми было совсем небольшим: всего 415 человек из 12 тыс. Один священник окормлял 100 улусов, расстояние между которыми – от семи до 48 верст. Постепенно христианство принимало всё больше и больше людей, повсеместно буряты принимали русские имена и фамилии. Одной из причин перехода в православие являлась женитьба.

«В посёлке Усть-Ордынский для того, чтобы молодой бурят мог жениться, нужен был калым от 500 до 1000 рублей, – рассказывает Нина Белобородова. – В то время за 50 рублей можно было купить корову. А где молодой юноша мог взять такие средства? Многие оставались или неженатыми, или женились на русских девушках, но только в том случае, если он принимал православие и переходил на осёдлый образ жизни. Таким образом, переходили из юрт в деревянные дома. Но бывало, что за принятие православия жестоко истязали, доходило до убийства. Те, кто крестился, изгонялись из улусов, родные отказывали в наследстве. Священники всячески старались помогать тем, кто крестился».

По свидетельству миссионеров, отчаянное положение новокрещённых доводило их иногда до самоубийств. В одном из писем владыка Вениамин Благонравов горестно признаёт: «Крещёвый бурят среди не крещёных есть всегдашний исповедник, если не мученик». Выходом из сложившегося положения, по мнению Вениамина, должно стать прекращение культурной чужеродности бурятского населения посредством христианского просвещения и соединения «всех племён страны Сибирской в одном великом русском народе».

Семейная пара из Карымского района Забайкальского края (фото: пресс-службы департамента ЗАГС Забайкалья)