Бурятский учёный: чем Монголия отличается от Казахстана

Казахстанское издание ZonaKZ расспросило доцента Бурятского государственного университета, доктора политических наук Владимира Родионова о современной Монголии, о кочевой демократии, кризисе степной двухпартийной системы и о том, почему Чингисханом можно гордиться, а Гитлером нет.

***

Владимир Родионов (фото: mongolres.ru)

– Владимир Александрович, сегодня ровно 95 лет со дня образования Монгольской Народной Республики. Московские коллеги рекомендовали мне вас как одного из лучших российских экспертов по Монголии. Эта страна в силу ряда причин остаётся немножко легендарной. Например, на постсоветском пространстве есть представление о каком-то природном монгольском демократизме. Мол, у монголов нет такого чинопочитания как, например, у казахов. Простой монгол держит себя на равных с любым начальником. Поэтому, дескать, и политическая система у них более демократическая. А значит и перспективы более светлые. Что вы на это скажете?

– Да, подобные представления и кое-какие реальные вещи, реальные проявления «монгольского демократизма» существуют на самом деле. У монголов в силу ряда факторов, как исторических, так и текущих, есть условия для, скажем, так, сохранения децентрализованной системы управления. Это отражается и на межличностных отношениях, включая отношения «начальник-подчиненный». Но тут не всё просто.

С одной стороны, я бы не сказал, что у них такое уж равноправие в отношениях. Чинопочитание и даже где-то преклонение перед начальством Монголию тоже не миновали. Такие понятия как «дарга» или «нойон» часто встречаются в лексиконе монголов. В переводе это означает «начальник», «господин». И не всегда в эти слова вкладывается позитивный смысл с точки зрения равноправия.

С другой стороны, действительно, у монголов, особенно в современной ситуации, отношения в плане «власть — общество» несколько иные, если мы сравниваем Монголию с Китаем, Россией или же с республиками Центральной Азии, например, Казахстаном.

Почему это так? Я уже сказал, здесь есть ряд причин, например, историческая традиция.

Она отчасти обусловлена тем, что кочевой образ жизни сам по себе предполагает определённую автономию человека и его семьи по отношению к системе центрального управления. Выпас скота вдали от административных центров и начальства, система постоянных перекочёвок, контроль за которыми со стороны власти не всегда полный или тотальный, в отличие от осёдлых народов, контролировать которые центральной власти более легко и удобно. Хотя большинство современных монголов уже не кочуют, психология кочевника по-прежнему актуальна для них.

– То есть кочевники более свободны. Переход к оседлой жизни ведёт к закабалению. Любопытная мысль.

– В то же время есть причины более близкого к нам по времени характера, которые обусловили упомянутые выше особенности. Система, которая существует сейчас в Монголии, может быть охарактеризована как электоральная демократия. В Монголии существует множество партий, которые ведут между собой борьбу на выборах. Борьба эта зачастую заканчивается сменой власти. На смену правительству от одной партии приходит правительство от другой партии. На смену президенту от Народной партии приходит президент от Демократической партии или наоборот. Внешне это создаёт впечатление, что в Монголии установилась демократия, схожая по своему типу с западными, американской и европейскими демократиями, для которых свойственна периодическая смена власти.

Но если мы посмотрим глубже на этот процесс, то увидим, что за фасадом институтов представительной демократии скрывается несколько иная картина. Дело в том, что реальные шансы в борьбе за власть имеют только две партии: Монгольская народная и Демократическая. И за обеими партиями стоит неизменность интересов и позиций тех, кто контролирует эти партии. А именно – экономические и политические элиты, которые финансируют данные партии.

Нередко представители элит являются членами партий и занимают посты в правительстве, в парламенте страны. Соответственно, процесс контроля деятельности этих людей со стороны общества крайне затруднителен. Более того, новые лица, которые не зависимы ни от одной, ни от другой партии, крайне редки в политическом пространстве Монголии. Поэтому монгольское общество последние годы проявляет чувство разочарования в существующей политической системе.

– А внутри себя монгольская элита консолидирована? И только делает вид, что представлена разными партиями? Или существуют несколько центров силы?

– Это хороший вопрос, потому что, если мы посмотрим на внешние проявления отношений между элитами, то можно подумать, что, действительно, у них есть конфликт. Потому что представители элит нередко сопровождают борьбу словесными перепалками, личными выпадами, оскорблениями. Даже существуют случаи заведения уголовных дел по коррупционным делам в отношении отдельных представителей элит.

Но более глубокий пристальный взгляд показывает, что сущностно эта элита, несмотря на различия в партийной принадлежности или разницу формальных идеологических взглядов, очень единая и цельная.

Нередко представители руководства двух конкурирующих партий вполне могут сотрудничать по тем или иным вопросам. У них может быть общий бизнес. Ключевые проблемы, которые относятся к их бизнесу и их интересам, они решают, по сути, сообща, образуя периодически коалиционные правительства.

Данный феномен в Монголии называют словом «манан». Это игра слов. Если соединить аббревиатуры в названиях двух ведущих партий, получится МАНАН. И одновременно «манан» по-монгольски – «туман». Это слово стало символом картелизации главных политических партий, лидеры которых за спиной у народа, «под завесой тумана» решают собственные внутрикорпоративные задачи.

– Но разве западная политическая система не так же устроена? Скажем, американские элиты до последнего времени были консолидированы. Победа республиканцев или демократов не приводила к сколько-нибудь существенным переменам. Или всё же есть какие-то принципиальные различия между монгольским и американским вариантом демократии?

– В принципе, если рассматривать механизмы внутриэлитных отношений, то можно сказать, что они в какой-то мере действительно схожи. Та же модель американской демократии, основанная на двухпартийной системе, во многом подразумевает в основе своей консолидацию элит, вне зависимости от партийной принадлежности. Лишь в последнее время мы можем говорить о неком расколе или начале раскола в Америке. Та же самая ситуацию примерно в Европе, европейских элитах. Но проблема в чём, точнее, разница в чём?

Механизмы, которые действуют в Монголии, основанные на консолидированном сосуществовании элит, на основе двухпартийной системы, не приводят к главному для монгольского общества, для простых граждан. А именно – к повышению уровня и качества жизни.

То есть, если в Западной Европе и в Америке эта система, во многом лицемерная и где-то даже олигархическая, воспринималась более-менее спокойно в силу того, что она давала стабильный рост уровня жизни, и широкий средний класс долгие годы на Западе был основой общества, то в Монголии, к сожалению, этого не случилось. То есть политическая система-то установилась, механизмы политического взаимодействия вполне стабильны, но на социально-экономическом развитии страны это почти никак не отражается. В Монголии по-прежнему очень остро стоят проблемы социального неравенства, велика бедность, не снижается уровень безработицы и так далее.

– Вы хотите сказать, что это имитация западной политической системы? Или даже карго-культ. «Самолёт демократии» из соломы и конского навоза.

– Ну, выражение «карго-культ» по отношению к политической системе это всегда гротеск. Я не стал бы говорить, что в Монголии карго-культ западных порядков. Хотя отдельные элементы присутствуют. Достаточно вспомнить названия некоторых официальных конференций: «Демократия – наша главная ценность и завоевание», например. Это очень напоминает недавние советские лозунги «Наша цель – коммунизм» и так далее. Однако нельзя сказать, что «демократия» это сегодня повсеместная религия для монголов. Как я уже упомянул, многие люди недовольны своим социально-экономическим положением, начинают разочаровываться в самой системе власти. В чём это выражается?

Прежде всего, это выражается в том, что в Монголии всё чаще раздаются требования отойти от той системы, в которой, согласно Конституции, основную роль играют партии и парламент. Всё больше монголов выступают за передачу большей части властных полномочий фигуре президента. За наделение лидера нации большими полномочиями. Соответственно, речь идёт о надеждах на то, что страна двинется вперёд, сплотившись вокруг этого национального лидера.

Причём, аргументами в пользу таких трансформаций для сторонников президентской формы правления являются примеры соседей. Это Путин в Российской Федерации, это Нурсултан Назарбаев в Казахстане. Их обоих очень уважают в Монголии. Ну, и нередко также говорят о Китае, как о государстве, где есть своя фигура национального лидера, и это даёт позитивные результаты для страны и народа. Хотя к Китаю и китайцам в монгольском обществе отношение крайне настороженное и временами подчеркнуто негативное.

– Я сейчас услышал от вас очень любопытные оценки. Довольно неожиданные.

Монголию в советское время называли 16-й республикой СССР. С некоторой натяжкой её можно отнести к постсоветскому пространству. В 1990-е годы Монголия, в отличие от Казахстана, Туркмении, Узбекистана, Таджикистана, пошла по демократическому пути. Тому пути, о котором сейчас мечтают прогрессивные люди в Центральной Азии. Чтобы было несколько партий, и они боролись за власть. А президент не обладал супер-полномочиями и не правил по 30 лет. Но вы мне сейчас рассказываете, что монголы наигрались в демократию и поворачивают на наш авторитарный путь.

– Понимаете, когда мы говорим о таких вещах, мы должны отдавать себе отчёт, что речь идет не обо всём населении в плане предпочтений. Речь идёт об определённых процентах этого населения. Когда я говорю, что население выступает за президентскую форму правления, я опираюсь, прежде всего, на конкретные цифры, а именно – на результаты различных соцопросов. В первую очередь, произведённых монгольскими же исследователями.

Эти цифры показывают, что более 60 % населения страны высказывается за президентскую форму правления. Мы не говорим о том, что все монголы хотят этого. Безусловно, в Монголии есть сегмент общества, который считает, что парламентская республика это основа для Монголии, для монгольской демократии, и стране ни в коем случае нельзя отступать от этого. Таких людей тоже хватает. Есть свои западники, либералы, которые искренне верят в то, что Монголия идёт верным курсом, и рыночные реформы были произведены правильно, необходимость в них в своё время была. И осуждают, соответственно, любые попытки возврата к элементам социалистического хозяйствования и прочим атрибутам прошлого.

Но, на мой взгляд и по мнению многих других коллег-исследователей, всё-таки тренд в сторону консолидации власти в руках президента в Монголии налицо. Здесь стремятся обрести сильную руку, сильного лидера.

– Напоследок спрошу про Чингисхана. Недавно в Казахстане и в некоторых регионах России, в Татарстане, в частности, отмечали 750-летие Золотой Орды. Это вызвало противоречивые суждения у соседей. Я знаю, что в Монголии с огромным почтением относятся к своим национальным лидерам XIII-XV веков, ко всем этим великим завоевателям. У монголов сложился настоящий культ Чингисхана.

Отсюда, из Москвы, такое явление выглядит, аккуратно выражаясь, странноватым. Это как если бы немцы стали чествовать Адольфа Гитлера. Он ведь тоже сотрясал Вселенную.

– Безусловно, в Монголии, начиная с 90-х годов прошлого века, культ Чингисхана является центральным. Если мы приедем в Монголию, то, наверное, ни часа не проведём без какого-то упоминания о Чингисхане или визуального свидетельства образа Чингисхана. Его имя на самых разных товарах. Повсюду статуи, бюсты, картины с изображением Чингисхана. Эти изображения присутствуют и на деньгах монгольских. Откуда это? И как это можно объяснить?

Для современной Монголии фигура Чингисхана – прежде всего фигура великого национального лидера, который, согласно монгольской историографической традиции считается отцом нации.

Действительно, в XIII веке Чингисхан создал государство, которое было названо Великая Монгольская держава (Ехэ Монгол улас). И, собственно, слово «монгол» стало общим для многих народов Центральной Азии, которые вошли в состав его империи.

В этой связи для современной Монголии, которая пытается укрепить собственную идентичность в окружении больших, великих соседей, очень удобна фигура Чингисхана, как человека, который в своё время покорил и территорию Китая, и территорию России, Средней Азии и многие другие территории. Поэтому культ Чингисхана это, прежде всего, некая попытка монголов возвыситься в современном мире за счёт исторического прошлого. То есть фигура Чингисхана носит некую компенсаторную функцию для монгольского сознания.

Что касается сравнений с другими историческими деятелями, в частности, с Гитлером, то они, на мой взгляд, не вполне правомерны. Потому что Чингисхан, несмотря на то, что под его началом было совершено множество походов и связанных с этим массовых убийств, происходило уничтожение городов, целых народов, всё-таки фигура из Средневековья. Продукт своей эпохи. Это XIII век. В тот период такие походы, такой стиль ведения войны были обычным делом. Многие другие правители поступали точно так же. А Гитлер это XX век, когда всё-таки массовое истребление людей по национальному признаку уже считалось общепризнанным преступлением и осуждалось большинством людей в мире…

Так или иначе, для каждого рядового монгола Чингисхан это, прежде всего, создатель монгольской нации. Для монголов Чингисхан не является никаким историческим преступником, кровавым тираном. И, более того, я могу здесь добавить, что современный образ Чингисхана в Монголии интерпретируется в зависимости от целей интерпретатора.

Например, многие лидеры Демократической партии в начале 90-х годов выделяли такие, как они говорили, черты Чингисхана, как гуманистический характер его политики, имея в виду, что он обеспечил стабильность в Евразии, формируя свою империю, демократичность его взглядов, ссылаясь на то, что он создал первый общий для империи закон Великая Яса.

Отмечали также веротерпимость, характерную для государства Чингисхана как предтечи современного западного общества и так далее. То есть выделяли те свойства политики Чингисхана, явные или надуманные, которые отвечали их потребностям. Предлагали смотреть на Монголию Чингисхана как на демократическое, свободное, либеральное общество и государство. То есть образ Чингисхана зависит от того, кто в нём и что хочет увидеть.